Нет, это точно мой Мирон. Только он умеет смотреть так, что все внутренности скручиваются в тугой узел. И только он умеет сделать так, что этот клубок будет распутан с наивысшим наслаждением.

— Так? — произношу, понизив голос, теряя последний стыд.

Очерчиваю подушечками пальцев ореолы и поглаживаю пики ноющих сосков. Кожа пылает от пронизывающего цепкого взгляда. Приходится сжать бёдра и поёрзать на месте от тянущего вязкого ощущения внизу.

— Да.

Сжимаю свою небольшую грудь, сгребая её ладонями. Спина прогибается, а с губ слетает непроизвольный стон. Веки падают, дыхание учащается. Это так пошло и грязно — трогать себя перед кем-то. Новый уровень удовольствия. Я только вчера ступила на первый, а сегодня с легкой руки Гейдена перепрыгиваю сразу через несколько ступеней.

Сгибаю ногу в колене, скользя ступнёй по матрасу. Одну руку оставляю на груди, а второй спускаюсь по животу к лобку. Замедляюсь, поглаживая себя между ног, там, где всё наливается вязкой влагой, ноет и пульсирует, прося совсем не моей ласки.

— Мирон… — выдыхаю и распахиваю глаза.

Хнычу, приподнимая бёдра, умоляюще бросая взгляд на Гейдена.

Моё тело мечтает, просит и требует, хочет почувствовать вес его тела на себе. Ощутить эту фантастичную, ни с чем не сравнимую наполненность. Рваные ритмичные движения мужского члена внутри себя.

Он тоже откинул простыню и лёг на спину. Сжимает у основания свой член, медленно двигая по стволу кулаком. Так, словно и не собирается ко мне сегодня прикасаться. Так, словно его устраивает просто смотреть.

— Сама, — говорит твёрдо, а в глазах такая похоть, что пальчики на ногах поджимаются.

Вижу, как хочет, еле сдерживается, и не понимаю, почему не трогает.

— Гейден…

— Сегодня я тебя трахать не буду.

В голове яснеет от догадки, и я убираю руку, принимая вертикальное положение. Немного ведёт от резкого подъёма. И возбуждение всё ещё со мной. Никуда не схлынуло. Но теперь я ощущаю себя глупо и как-то грязно.

Вытираю смазку о бёдра, дёргаю и накидываю на себя простыню, скрывая уязвимую наготу. — Мы что, опять играем? Только ты забыл посвятить меня в новые долбаные правила!

Вскакиваю на ноги, но далеко удрать не получается. Не знаю вообще, на что я рассчитываю в квартире, в которой не ориентируюсь. Гейден валит меня назад на кровать и, перекатившись, наваливается сверху.

— Пусти.

Мы путаемся в ткани, отчаянно борясь. Я пытаюсь выбраться и засадить ему по лицу, отвесив пощечину, он — обездвижить меня. И его попытки успешнее. Мои руки оказываются в захвате чужих пальцев и уже знакомо заведены за голову, придавленные к матрасу. В лёгких чувствуется нехватка кислорода, потому что Мирон распластался на мне всей своей тушей. Прижался голой горячей кожей, окутывая своим запахом и дьявольской энергией, которой мне так сложно сопротивляться.

Я слышу, как его сердце барабанит прямо напротив моего, и пытаюсь отдышаться, сдувая с лица собственные волосы.

— Бешеная Лина. Успокойся, — отплевываясь от моих волос в своей манере «просит» Гейден.

Его бёдра устроились прямо между моих бесстыдно разведенных ног. Он покачивается, вдавливается своей эрекцией прямо в мою влажную промежность и шипит, бессвязно ругаясь, содрогаясь всем телом. На его плечах красуются отметины от моих ногтей, и я секунду раздумываю, не впиться ли в его ключицу зубами, добавив очередное клеймо.

— Я спокойна!

— Оно и видно. Откуда в тебе с утра столько энергии?

— Хочешь поболтать в такой позе, Гейден? — шиплю.

Я всё ещё злая. И не понимаю его. Этот парень умеет мастерски манипулировать людьми, заставляя их делать то, что надо именно ему. А я категорически не хочу входить в число его марионеток. Даже сейчас. Если я отдала ему свою девственность, это не значит, что буду теперь сдаваться ему каждый раз.

Забрасываю ноги ему на спину и прижимаю к себе ещё ближе. Я тоже умею обездвиживать. Горячая головка касается чувствительного клитора, и я непроизвольно выдыхаю стон.

Гейден ловит его губами, набрасываясь на мой рот. Целует сразу глубоко и влажно, тараня языком. Даже пискнуть не успеваю. Сразу подстраиваюсь, отвечаю ему со всей бурлящей во мне злостью. Впиваюсь в его нижнюю губу зубами, ощутимо смыкая на ней в укусе, и тяну на себя.

— Я сказал «трахать не буду», а не «не хочу тебя трахать», — тяжело дыша, произносит Мирон, глядя прямо мне в глаза.

Одновременно облизываем губы, таращась на рты друг друга.

— А это не одно и то же? — спрашиваю, запыхавшись.

Мы оба дышим так, словно бежим марафон. На самом деле лишь готовимся к секс-марафону. Мне бы очень хотелось, чтобы это было так.

Ёрзаю задницей по кровати, пытаясь поймать лучший угол соприкосновения наших голых тел.

— Напоминаю: ты не девственница всего лишь… — Мирон оборачивается через плечо и бросает взгляд на белые цифры электронных часов, святящиеся с экранов его компьютеров, — семь часов. И мне льстит, что тебе так понравилось, что ты забыла о боли. Если у тебя не было крови в процессе, это не значит, что там… — Делает выпад бёдрами, от которого у меня закатываются глаза и мутнеет в мыслях. — Ничего не травмировано. Трахаться тебе нельзя. Хотя бы до вечера.