– Да, где эти педакоки?

Лизонька, по своему обыкновению, не вошла, а ворвалась в аудиторию, как трамонтана.

– Маргарита, почему я все время делаю тебе замечания?

– Потому что вы меня не любите, Елизавета Игарсовна.

– А, да-да-да, точно, я вспомнила! Макарова, а ты чем таким важным занята? Макарова!

– Не мешайте ей, Елизавета Игарсовна. Она слушает музыку стихий.

Ленка вздрогнула и подняла глаза: Лизонька стояла перед ней, глядя в упор темными строгими глазами из-под ахматовской челки.

– Макарова, признайся: тебе совсем неинтересно?

«Неинтересно…»

Ленка вздохнула и покорно стянула наушники.

– Поражаюсь вам, господа, – Лизонька уже шла дальше по проходу и смотрела поверх голов. – К чему эти ваши потуги, танталовы муки? Пыжитесь, создаете видимость… ну, не тяги к прекрасному, чего смеяться, но хотя бы какого-то роста над собой, – она прошелестела к окну: спокойная, элегантная, гордая. Яркий синий шелк платья как вызов февральской слякоти.

– И что вас сюда гонит? – вопросы Лизоньки носили явно риторический характер. – Судьбы ли лишения? – по аудитории рассыпались осторожные смешки. – Привычка? Родительское тщеславие? Так пусть сделают вам подарок на совершеннолетие: купят диплом, – взгляд Лизоньки вернулся к Ленке и пригвоздил ее к стулу. – Вы же серые, – голос ее звучал почти с сожалением. – Серые, как тучи.

– Every cloud has a silver lining [1] , – пробормотала Ленка.

Лизонька сделала вид, что не услышала.

Чтобы оттянуть возвращение в пустой дом (Шмель не придет ни сегодня, ни завтра, можно не готовиться), после пар Ленка заскочила в новую, открывшуюся после карантина кафешку «Мутабор», название которой оживляло в памяти мотивчик из Аладдина: «Арабская ночь…» Может, поэтому Ленка изменила себе и взяла не кофе, а индийский чай масала с пряностями на молоке.

Она не спеша цедила через трубочку остывающий ароматный напиток, бездумно листая ленту. На бумажной тарелке, едва тронутый, остывал шоколадный тор. Аппетита не было.

Ленка еще в прошлом году подписалась на группу «Уютный дом» во Вконтакте, чтобы сменить жилье после того, как с психом и матами съехал Егорка. Но сначала подходящий вариант не попадался, а может, она просто привыкла к месту и подсознательно не желала его менять. Не то чтобы ее напрягала атмосфера, да и сам Егорка перестал занимать ее мысли с тех пор, как на горизонте появился Шмель, но время от времени Ленка все еще мечтала, что съедет в светлую, небольшую, но просторную квартиру с видом на залив или лес. А пока было удобно добираться в универ – ну и центр опять же, все рядом.

Квартира в старом фонде находилась в двадцати минутах ходьбы от Техноложки (высокие потолки, длинный коридор, тихий, хоть и душновато-глухой двор прилагались). Двушка, а по факту, однушка (одна из комнат закрыта хозяином), ее вполне устраивала. И все же, когда приходил Шмель, она вела его не к себе, а прямиком на кухню, где разводила суету с чаем-кофе: не хотелось сидеть с ним на диване, скрипевшем под Егоркой. Может быть, поэтому у них до сих пор ничего не было.

Мобильник бодро взвыл Smoke on the water, и Ленка нахмурилась: номер не определился. Она подождала: анонимные звонки сбрасывались сами через несколько секунд, но телефон настойчиво повторял знакомый с младенчества риф. Кому это я вдруг понадобилась, недовольно подумала Ленка и сняла звонок.

– Добрый день. Елена Олеговна?

– Я, – ответила Ленка осторожно. Только бы не из деканата насчет просрочки. У мамы сейчас туговато с деньгами, но она обещала прислать на следующий семестр буквально на днях.

– Вам сейчас удобно разговаривать? – низкий, чуть хрипловатый женский голос звучал вежливо, без карамельных ноток продавцов кредитных карт и театральной озабоченности разводил.

– В принципе, да, если недолго, – она соображала на ходу, на всякий случай держа наготове ответ «Вечер в хату». Нет, не похоже, что из деканата. Приглашают в стоматологию на панорамный снимок по акции? Зовут на собеседование по давно закинутому, как бутылка в море резюме?

– Меня зовут Марианна Яковлевна Пригожая, – церемонно представилась собеседница. – Я – доверенное лицо Нины Леонтьевны Назаровой. Вам что-нибудь говорит это имя?

– Нет, – недоуменно ответила Ленка. – А вы меня, простите… ни с кем не путаете?

– Она умерла неделю назад.

Повисла пауза.

– Сочувствую, – неловко отозвалась Ленка, не придумав ничего умнее. – Простите, а кто это? То есть, я хотела сказать, какое отношение это имеет ко мне?

– Нина Леонтьевна Назарова, – снова размеренно зазвучал голос, на сей раз с легкими нотками раздражения, – ваша двоюродная бабушка по отцовской линии, проживала в деревне Заячья Губа Медвежьегорского района. Вероятно, вы даже с ней не встречались. Полагаю, что это так, потому что никто из родственников не явился даже за свидетельством о смерти, и его пришлось получать мне. И теперь…

– Подождите, Марианна… э-ээ… Яковлевна, да? – не выдержала Ленка. – Честное слово, я ни про какую бабушку ни сном, ни духом. Бабушка по отцу проживала в Могилеве, но ее уже лет десять как нет. И звали ее Ольга Андреевна, а не…

– Девушка, – утомленно сказала женщина, – сделайте одолжение, выслушайте меня внимательно. Сэкономьте мое и свое время.

– Извините, – Ленка взяла себя в руки и приготовилась слушать внимательно. Само упоминание неведомой двоюродной бабушки звучало как анекдот, но что-то в голосе звонившей ее заинтриговало.