У двери стоял стул, на котором лежала одежда. Штаны, рубашка и куртка, похожая на джинсовую, плюс грубые ботинки на полу — с виду новое, но фасон и стиль очень напомнил форму работяг того же времени, что и на фото.

Я оделся и подошел к окну, в надежде увидеть хоть какие-то знакомые виды. Вид открывался примерно со второго этажа и довольно скудный — яблоневый сад, колодец и покосившийся старый сарай с лысыми тропинками, разбегающимися среди всего этого великолепия. Мда, точно не Ясенево. Если только Царицыно, там, вроде есть какой-то парк под старину сделанный. Хотя все равно сомнительно, что меня могла река туда вынести.

Моих вещей нигде не было. Документы, телефон, банковские карты и самое главное — телескопическая палочка-выручалочка — все как в воду кануло. Хотя, может, и не как.

Дверь поддалась легко, лишь едва скрипнули петли. Я вышел в коридор, насчитал несколько дверей и лестницу вниз. С первого этажа доносился шум, будто кто-то готовит — бряцнула посуда, зашипело горящее масло.

Заглянув еще в одну комнату с незапертой дверью, я спустился в просторный холл, пытаясь определить, откуда доносятся звуки — помимо кухни, послышались шаги и приглушенные разговоры.

Все вокруг было странным. Старым и странным. Что-то подобное я еще в школе на последнем звонке видел, когда нас культурно вывозили в Захарово, смотреть, как Пушкин провел детство. Потемневшая мебель, часы с кукушкой, клетка с какой-то мелкой молчаливой пичугой, латунная мелочевка на комодах — только таблички не хватало: «Сто лет назад здесь жил и работал великий Сам».

— Молодой барин проснулся? — за спиной раздалось тихое покашливание и уже знакомый голос произнес, — У вас, наверное, много вопросов?

— Да, черт возьми! — я обернулся и осекся, увидев, что у бородатого руки нет, но и вместо ноги торчит стальной костыль.

Передо мной стоял мужчина лет шестидесяти, крепкий, жилистый. Если бы не крюк с костылем вполне бы подошел эпитет, что он прекрасно сохранился. Спина прямая, будто и вместо позвоночника что-то стальное встроено. Аккуратная стрижка, короткая борода на все лицо с длинной просекой, в которой проглядывала неровная белая нитка шрама. Похож на военного, даже на ветерана, который через многое прошел.

— Спрашивайте, — он выдержал паузу, дав мне возможность его рассмотреть.

— Где я? — я обвел руками дом и краем глаза заметил, как за окном пробежала какая-то девушка, — И что произошло? И какого хрена, я вообще тут делаю? И какой, в жопу, вообще барин? И кто вы такой?

— Мои имя Захар, я управляющий поместья. А вы дома… — он щелкнул крюком, останавливая мой порыв высказать все, что я думаю об этом доме. — Если быть точными, то мы с вами сейчас находимся в одном из загородных имений, принадлежащих семье Гордеевых. Вашей семье. Это охотничий домик вашего деда в Тобольской губернии.

— Пррр, — я фыркнул, — Первый раз слышу эту фамилию. Вы либо меня с кем-то перепутали, либо это какой-то розыгрыш.

— Ошибка исключена, расчеты Гордея Ивановича были выверены годами… — Захар засуетился, очень натурально изобразив налет неуверенности, будто действительно допустил возможность ошибки.

— Стопе! А ты хорош, — я улыбнулся и стал глазеть по углам под потолком, — В каком театре играете? А? А где камеры? Это прикол, да? Развод? Квест в реальности или иммерсивное шоу? Что у вас тут за схема?

— Простите, но я не понимаю, о чем вы, — Захар на всякий случай отступил от меня на шаг. — Но понимаю, что вам может быть сложно принять тот факт, что в нашей вселенной есть разные миры, некоторые ученые называют их измерениями. И вы не в себе, учитывая, что вас как раз вернули из чужого мира домой.

— Самому не смешно? — я вперился в его глаза, пытаясь разглядеть намек хоть на какую-нибудь хитринку, а заодно и себя ущипнул, а то вдруг все это странный сон, в котором, однако, боль пришла настоящая. — Ладно. И как же я, по-вашему, оказался в чужом мире, что меня пришлось возвращать?

— В этом, как раз нет ничего удивительного. Ваша бабка по материнской линии, кхм-кхм, — Захар дважды кашлянул в кулак, и либо я совсем поехал кукухой, либо за кашлем пряталось очень эмоционально окрашенное: «старая сука», — Прошу прощения. Мария Георгиевна восемнадцать лет назад руководствуясь только ей известными причинами, выкрала вас из нашего мира и спрятала в вашем.

Я выставил вверх указательный палец, мол, а теперь давайте помолчим, пока я думаю. Бабушку мою действительно звали Маша, хотя отчество другое. До тех пор, пока не начались проблемы с деменцией, она действительно была крута. Участковые у нее по струнке ходили, даже когда меня сдавать притаскивали. Гопота у подъезда ее всегда уважала. Другие бабки побаивались и шептались за спиной, и действительно сукой как-то назвали, но не старой, а стальной. И даже уважительно это было.