В полночных звёздах правды нет. Избранное
вернуться

Киплинг Редьярд Джозеф
Шрифт:

Моя соперница

Я на концерте, на балу Краснею, смущена, И потому сижу в углу, Одна, всегда одна. Не мне, а Ей стихи печёт Восторженный поэт. Ей сорок девять, Ей – почёт, Не мне – в семнадцать лет. Всегда стеснительна до слёз, Я прячу робкий взгляд, Краснею от корней волос, До носа и до пят. Но с алой щёчки Госпожа Похитила мой цвет, И в сорок девять так свежа, Как я – в семнадцать лет! Ах, мне бы так – прийти и взять, Да где уж! Я – молчу. Мне двух словечек не связать, И как я ни хочу, Но, как Она, не пошучу, Не позабавлю свет. Всё в сорок девять по плечу, Но – не в семнадцать лет! Она постарше матерей Юнцов, которым день Толпиться у Её дверей Нисколечко не лень. За экипажем Госпожи Они помчатся вслед, А за моим – так ни души… Ведь мне – семнадцать лет! А если скачет на коне, На Мэлл [3] – сплошной парад. И тут не помогает мне И лучший мой наряд. И никуда не пригласят Меня на вечер, нет. Ведь Госпоже – под пятьдесят, А мне – семнадцать лет! Она зовёт меня «Жужу», «Милашка», «нежный друг», И вечно в тень я ухожу. И мне достался вдруг Недавно от Её щедрот Жених – столетний дед. Красавчик – Ей, а мне – урод: А мне – семнадцать лет! И я мечтаю, чуть дыша, О том, как в свой черёд Своё отшутит Госпожа, Отпляшет, отпоёт. Тогда на бодром скакуне Промчусь в кругу друзей, И будет сорок девять мне, За восемьдесят – Ей!

3

Пэлл-Мэлл – улица в центральной части Лондона.

Баллада о Б'aндаре, или Обезьяне

Обычный Б'aндар надо мной живёт на той сосне. Я часто думаю о нём в ленивом полусне. Обычный зверь, казалось, дверь мне в новый мир открыл, И как-то раз приснилось мне, что он заговорил: «Ты носишь тысячи одежд и ползаешь внизу, А я в чём мама родила качаюсь на весу. Бумажки – тлен, идти к ним в плен не пожелаю я, Чтоб заплатить за то, что пить не станет и свинья. Я у хозяина зерно краду в теченье дня: Я худ, я тощ, – он жир и мощь, – пусть кормит он меня. Я приключений для себя дурацких не ищу, Жену другого Б'aндара к себе не потащу. Живу я, брат, без лишних трат, я весел и здоров: Ведь я живу без лошадей, карет и кучеров, Что не изъян, для обезьян, – как раз наоборот, – Живёт без шляпок и колец хвостатый мой народ. Выносят сор семейных ссор лишь люди за порог. Супруга знает: у неё – один я царь и Бог. Отдай свой завтрак, человек, отдай за так, не в долг, Ведь – как там люди говорят? – я «голоден, как волк!» Был краснорож приятель мой, взиравший свысока, И он слезал, и он чесал мохнатые бока, И как завистлив был мой ум и беспокоен взор: Я сам быть Б'aндаром хотел среди великих гор! И я сказал ему: «Мой друг, Великий Судия Решил, что ты – счастливый Ты, что я – несчастный Я. Так ешь и помни обо мне с моей живой тоской: Я свой удел сменить хотел – на твой, на нелюдской!»

Арифметика границы

Солдата лет, наверно, семь У нас готовят, чтобы дале Его, на страх и вся, и всем, Послать в губительные дали, Где он поймёт, прибыв едва, Сколь верно: «Всяка плоть – трава!» Три сотни фунтов тратим в год На то, чтоб мозг приставить к телу И подготовленный народ Приставить к воинскому делу. А результат? О том без врак Пускай расскажет битый враг! Солдат в две тысячи казне Английских фунтов обойдётся. Джез'aйль [4] в афганской стороне За десять рупий продаётся. Один дешёвый «трах-бабах», – Солдат – убит, расходы – в прах! Какой там, Господи, Евклид! Какие, к чёрту, постулаты! Уж если пуля прилетит, Любые траты ей не святы: Солдат бессилен дорогой Перед дешёвкою такой! Закончил Оксфорд? Ну, балбес! А ты, дурак, закончил Итон? Но у Афганца – перевес: Ведь он в невежестве воспитан, И всех магистров-докторов Он режет ночью, будь здоров! Набили целый пароход Таких, кто учен-переучен. Афганец выступит в поход, Наукой лишней не замучен. И потому стреляй, не мажь: Здесь дёшев – он, здесь дорог – наш!

4

Джез'aйль – туземное гладкоствольное ружьё.

Песнь женщин. Фонд медицинской помощи индийским женщинам, основанный леди Д'aфферин [5]

Как ей услышать женщин благодарных? Повсюду – стены, леди – далеко, А зазывал бесчисленных базарных Перекричать нам, бедным, нелегко. Пускай же ветер мартовский задышит И леди до отъезда нас услышит. Пускай в местах, что леди посетила, Успеет он хоть кратко побывать: Там леди благородная явила Любви и милосердья благодать И повторила на четыре света, Что предложить способна только это. Болели мы, немея от печали, И только слёзы капали из глаз. Пусть извинит за то, что мы молчали, Пусть извинит не завтра, а сейчас: Увидев свет, мы, словно вечной ночи, И малой тучки вытерпеть не в мочи! Над нами совы мудрые кружили, Светила нам печальная луна. Ах, наши детки так недолго жили, Недолго улыбалась им весна. Пусть горькую не раз мы пили чашу, Мы помним благодетельницу нашу! Во дни, когда молились мы, рыдая, И Боги равнодушны были к нам, Она трудилась, рук не покладая, Наперекор суровым временам. Пусть ей за всё воздастся в полной мере Здесь, на Земле, и там, в Небесной Сфере! Пред нею смерть в испуге отступала, Болезни отступали второпях. Кто смеет утверждать, что это мало? Ведь если это так, – ничтожный прах Собою представляет триединство, Где жизнь и смерть, а также – материнство. Неси же, ветер, ей слова привета, Лети вперёд, – мгновеньем дорожи, И благодарность вознесут за это Тебе простолюдины и раджи, А спелая индийская пшеница Тебе с благоговеньем поклонится. Лети вперёд, – по морю и по суше, Лети туда, где не бывали мы. Тебе мы доверяем наши души, Что эта леди вызвала из тьмы Ты ей скажи: покуда живы будем, Мы дел её великих – не забудем!

5

Леди Д'aфферин (1843–1936) – супруга вице-короля Индии. Д'aфферин, Фр'eдерик Темпл Х'aмилтон-Темпл-Блэквуд (1826–1902) – видный британский дипломат. Занимал пост вице-короля с 1884 по 1888 гг.

L’Envoi [6] к «Департаментским Песенкам»

Священный Алтарь подымил и угас. Цветы у подножья завяли. Богиня давно отвернулась от вас И к вам повернётся едва ли. Тогда для чего же и ныне, как встарь, Вы жертвы несёте на хладный Алтарь? «Мы знаем о том, что гробница пуста, Что мы неугодны Богине, И всё же с гирляндами в эти места Мы ходим и ходим доныне. Богиня – не с нами, но всё-таки дым, Как прежде, курится над местом святым. И хор наш, как прежде, молитву поёт. И рвеньем, и пеньем прельщённый, Когда-нибудь, может, до нас снизойдёт Господь всеблагой, восхищённый. И будет Он с нами, и будем мы с Ним, Пока мы Богиню и молим и чтим!»

6

L’Envoi – (франц.) Послание.

Секстина царственных бродяг

Короче, перепробовал я всё И всё узнал, что показал мне мир. Короче, понял я, что хорошо На месте не засиживаться век. Вглядись же в мир вокруг себя, как я, Покуда не пришёл всему конец. Не всё ль равно, где нам придёт конец? Дай Бог здоровья поглядеть на всё. Мир изнутри сумел увидеть я, Людей, что для любви явились в мир. Всяк ловит шанс, но нет его – и век Мы лицемерим: «Вот и хорошо!» В кредит ли, в руку, – всё нехорошо. Смирись, привыкни, а не то – конец. Сожжёшь и без того короткий век. Не лезь в пророки и наплюй на всё. Клюй помаленьку, что ни бросит мир, И не мечтай о большем, – будь, как я. Чего ж, Господь, не сделал в мире я? В любой момент я делал хорошо Любое дело. Та к устроен мир: Того, кто бьёт баклуши, ждёт конец. Но смысла нету – нету, вот и всё! – Одним и тем же заниматься век. В мозгу свербело, – так что не навек То тут, то там устраивался я. Но как-то разом обрубил я всё, И с той поры мне стало хорошо. Бродяга ветер из конца в конец Со мною исходил широкий мир. Напоминает книгу этот мир, В которой ищешь истину весь век И думаешь порой: «Когда ж конец?» И, торопясь, листаешь ты, как я, Считая, что и то уж хорошо, Коль долистать успеешь это всё. Благословен сей мир! Когда же я Почую: прожит век – и хорошо, Я встречу свой конец, приемля всё. 1896

Греческий национальный гимн

Свобода – ты чудо Страны полумёртвой. Здесь памятны всюду И меч твой, и взор твой. Кровавые реки – Святое отмщенье. Приветствуют греки Твоё возвращенье! Героя ждала ты С мечтой голубою, Чтоб место, что свято, Заполнил тобою. Но тень тирании Царила всевластно, И виды иные Мы видели ясно: В слезах твои вежды, Горька твоя чаша, Кровавы одежды, И кровь эта – наша. Но, с рабской судьбою Смириться не в силе, Мы будем с тобою Иль будем в могиле. Кровавые реки – Святое отмщенье. Приветствуют греки Твое возвращенье! 1918

Надломленные люди [7]

Из-за всего, что в тайне мы храним. Из-за всего, что души полнит страхом, Из-за начала, бывшего благим, Из-за конца, отмеченного крахом, Из-за того, что шкура дорога, А наше не навек уснуло лихо, Мы от закона бросились в бега И здесь осели – скромненько и тихо. Мы с родиной расстались второпях, Последний взор слезой не отуманя. Народ нас обвинял во всех грехах, Толкуя о подлоге и обмане. Был океан пред нами распростёрт. Он тешил нас, обиженных жестоко. Мы двинулись в Кальяо – славный порт! – Оставя сзади дартмурские доки. Стенанья вдов, рыдания сирот: «Верните нам хотя б процентов десять!». За них тогда вступился целый флот. Нас выследить хотели и повесить. Там до сих пор не стих скандальный гром, И на поимку не теряют виды. И это – христиане, что добром Должны бы воздавать за все обиды! Благословенны эти острова, Где вас не ждёт судебный исполнитель. Да будет век республика жива, Что нам теперь – охрана и обитель. Вопросов глупых здесь не задают, Зато надёжно на ноги поставят. В работный дом здесь женщин не сошлют И на панель здесь женщин не отправят. Полуденной объяты тишиной Здесь церкви, рынки, улицы и парки. Фонтан бормочет сонно в летний зной. Прохожие не мечутся в запарке. Весь город, погружённый в сон дневной, Пересекают юкки палисады [8] , А в сумерках здесь бриз береговой Приносит в город свежесть и прохладу Дни напролёт – ни облачка, ни гроз, И синь чиста, что слёзы богомольца. Перебивает ладан запах коз, Позванивают мулов колокольца. Дни напролёт нас море стережёт От тех, кто нам вчинил когда-то иски. Раз в месяц мы встречаем пароход, Что к нам приходит с почтою английской. У трапа вас, как дорогих гостей, Мы выпивкой встречаем даровою. Британцы мы, но здесь мы без затей, И вам от доброхотов нет отбою. Мы вас в колясках в город отвезём, Покажем всё, не упустив ни крохи, Но к вам на пароход мы не взойдём: Там – Англия, а с нею шутки плохи. Мы в Англии бываем по ночам, Где светится дворец, как подожжённый, Где лорды к танцу приглашают дам, А дамы – наши дочери и жёны. Мы счастливы – но Что-То нас гнетёт, Мы счастливы – но Что-То нас тревожит, И это Что-То образ обретёт, Как только явь забвенье превозможет. Дай воздуха, Господь, хотя б глоток, Которым соотечественник дышит! Столица – кэбы – грязевой поток – Пусть эти звуки вновь у нас услышат! О города, чья слава так бледна, О улицы, где места нет надежде, Как наш лорд-в'aрден? [9] Жив ли старина? Белы ли скалы Дувра, как и прежде? 1902

7

Стихотворение – рассказ авантюриста, который, заду мав поправить свои дела, устроил мошенническую аферу. Од нако, он и его сообщники были разобла чены, и, едва уйдя от расправы, все – с родными и близкими, – сбежали в Южную Америку, в Перу.

8

Юкка – древовидное вечнозелёное растение.

9

Лорд-в'aрден (у'oрден) – губернатор Пяти портов (портовых городов в графствах Кент и С'yссекс).