Отпустив экипаж, красавица брюнетка молнией проскочила сквозь толпу покупателей, втихаря схватила большую накидку и свернула к двери заднего хода. Юркнула в уголок за кадку с растением — и через миг в кресле дремала седенькая старушка, укутанная от шеи до пят в тёмную шаль. В лавке раздались громкие голоса — мужчина в форме стражника расспрашивал у всех о брюнетке и пронёсся сквозь всю лавку к задней двери. Как только он хлопнул дверью, из-под шали, повисшей на кресле, вылезла большая белая собака и неспешно потрусила к главному входу. Вышла на улицу, приветливо помахала хвостом стражникам, контролирующим вход, и побежала прочь из города.

Мужчина в форме убедился, что на заднее крыльцо никто не выходил. Вернулся в лавку, внимательно осмотрел всех покупателей и вышел к своим людям. На лице его растаяла магическая личина, и случайные прохожие шарахнулись прочь от магистра северных провинций.

— Вы кого-то выпустили, бездельники. — Имран плюнул с досады на тротуар.

— Никто не выходил! — поклялись стражники. — Собака только проскочила.

Усмехнувшись, Имран велел всем возвращаться на пост к дому Лускина. Сам прогулялся до улицы свах и уставился на рекламную вывеску Аннет Сток.

— Не брачная контора? Амарок улетел? — расхохотался он. — Зарабатываешь на отваживании неугодных женихов, значит? Вот и нашлось связующее звено! Полагаю, у тебя дома появлялись и дочь мясника, и дочь шорника, госпожа антисваха…

Аня стала замечать за собой, что в звериной форме ей думается лучше, чем в человеческой (к вопросу о её настоящей ипостаси…). В голове пса мысли быстро упорядочились, сложившись в стройную картину: на приёме она общалась с одним из стражников, подчинённым Ригорина Оэна, а сам глава стражи явился на приём, чтобы самолично наблюдать за подсадной уткой. Для чего органам охраны правопорядка понадобился этот маскарад — их дело, а ей теперь понятна внезапная грубость партнёра по танцу: ему надо было срочно возвращаться к месту проведения спецоперации, причём без спутницы, вот он и поступил так, как поступил. Ясно, почему он подозрительно присматривался к Ане, странно реагировал на её слова и больше молчал, предоставляя ей возможность высказываться первой. Вряд ли он свяжет свои оскорбительные слова, предназначенные для отталкивания Ани, с появлением брюнетки у дома Лускина: не факт, что парень вообще точно запомнил, что именно сказал.

«Встретить бы этого парня без личины, — вздохнула Аня. — Интересно, узнаю я его при встрече или нет? Если он в роли Лускина так мне приглянулся, то в настоящем виде, наверное, до глубины души поразит, почти как магистр. Тьфу, женское начало не искоренит никакая старость — вечно мы мечтаем о мужчинах! И чаще всего — не о тех и не к месту».

Аня притормозила у дома супругов Гине, прошлась туда-обратно вдоль ограды, помахивая хвостом и принюхиваясь к запахам, и наконец дождалась выхода хозяйки дома, собирающейся выезжать к модистке на примерку платья. Судя по тому, что личной служанке было велено остаться дома — не к модистке дамочка ехать собралась. У Арины Гине была изящная удобная карета на магическом ходу, не требующая лошадей и кучера, легко управлявшаяся несколькими рычажками. Удобная машина: быстрота передвижения — и никаких слуг-свидетелей у тайных встреч по ту сторону моста. Пахло дорогое средство передвижения специфически, не как конный экипаж.

Взяв с места в карьер, Аня понеслась к городским воротам и переплыла реку. На мосту царило обычное столпотворение, так что карета клиентки окажется на противоположном берегу нескоро. Дорога за мостом разделялась на две ветви: одна уводила влево, к деревне, вторая шла вправо, вдоль реки, к большой ферме. По словам клиентки выходило, что её Олив живёт с правой стороны. Аня побежала по дороге, тщательней прежнего принюхиваясь к запахам, и как только отдалилась от моста и развилки, переполненных всяческими ароматами, уловила слабый запах кареты клиентки: госпожа Гине проезжала тут не далее, чем вчера утром.

Встав на след, Аня добралась до добротного небольшого домика. Во дворе под навесом сохли шкуры разных животных, часть шкур была растянута на распорках, в лоханях с жутко вонючими для собачьего носа растворами тоже лежали какие-то меха. Пахло киселью и дымом. Человеческий нос вряд ли столь же остро реагировал бы на запахи, но собачий морщился и чихал. На чих из будки вышел пёс и грозно зарычал на вторженку. Аня в ответ зашипела по-змеиному, высунув раздвоенный язык, и пёс, поперхнувшись рыком, забился обратно в будку и затих. Так-с, охрану дома нейтрализовали, где знаменитый герой-любовник?

Олив нашёлся в огороде: опершись на лопату, он вовсю любезничал с девицами, собирающими малину по ту сторону забора. Девицы заливисто смеялись, отмахивались от комплиментов и то и дело приговаривали:

— Задаст тебе жару твоя богачка, Олив, если услышит тебя сейчас!

— С чего бы это? Чай не жена она мне, и живу я не на содержании: своими руками, своим ремеслом деньги зарабатываю, — возражал мужчина. — Вот ты, Есеня, пойдёшь за меня замуж, тогда ты и будешь жару задавать.

— Делать мне нечего, замуж за кочевника выходить: ты по всей стране мотаешься!

— Да не так уж часто и далеко мотаюсь! С севера на юг меха вожу. Сейчас закончу выделывать то, что охотники с покрытых снегом гор притащили, и уеду, а в середине осени опять вернусь, когда из наших лесов добычу понесут, а на зиму опять на юг уеду: там тепло, хорошо, лучше, чем тут.

— Я и говорю: мотаешься, как неприкаянный. Ищи другую дурочку на роль жены!

«Что и требовалось доказать, — раздумывала Аня, слушая уговоры и сладкие посулы возлюбленного клиентки, обращенные к сельской девчонке. — Парень намерен жениться как положено, ему законные дети нужны, от собственной жены, а не чужой. Арина ему пригодится на время, пока он не уговорит какую-нибудь девицу под венец идти. А что, удобно: женщина красива, влюблена в него по уши, готова мотаться с ним по всей стране, а как встретится другая — так и прощай, чужая жена, возвращайся к мужу, авось он тебя обратно примет. Если и питает он к моей клиентке страстные чувства, то они очень далеки от верной любви, но Арине это не докажешь. Она приезжает сюда урывками, за порцией ворованной любви, и быстро возвращается в город, чтоб подозрений не вызвать: скачет из кареты в кровать и из кровати в карету, живя грёзами о том, как горячо они любили друг другу раньше. Раньше, но не теперь: нынешнего Олива она совсем не знает, да и о жизни его представления не имеет совершенно. Она хоть готовить не разучилась? А то не вижу я тут слуг, однако, а вот грядки вижу, и вряд ли Арина несётся сюда, чтобы успеть урожай огурцов и молодой картошки собрать до отъезда».