Шрифт:
Северус аккуратно извлек письмо и с жадностью стал вчитываться в строчки, написанные витиеватым почерком, совершенно не вслушиваюсь в болтовню Лили, но с каждой словом в душе росло недоумение, а потом, когда мозг все-таки осознал, что говорит младшая Эванс, и презрение.
— …видишь, какая она наивная дурочка. Сразу видно, что не такая, как мы, — Лили звонко засмеялась, но увидев взгляд Снейпа, резко замолчала.
— Ты смеешься над тем, что твоей сестре отказали в обучении в Хогвартсе, так как она маггла? Я разочарован.
— Но… ведь это правда смешно, она глупышка, раз считает, что какая-то маггла…
— Да, она не маг, точно так же, как и твои родители.
Лили отвела взгляд.
— Петунья — твоя сестра. Родная кровь. Кровь сильнее магии. Запомни это раз и навсегда.
Лили опустила голову. Ей больше не хотелось смеяться.
Северус протянул ей конверт.
— Если не хочешь разрушить добрые отношения с семьей, верни письмо туда, откуда взяла. Прекрати делать сестре гадости. Может, она и не маг, но она человек и тоже чувствует боль.
Младшая Эванс покорно кивнула и, повернувшись ко нему спиной, уже собралась идти в сторону дома, когда услышала возглас. Высунувшись из-за спины юной ведьмы, Северус заметил Петунью, что стояла у подножья холма. Увидев письмо в руках сестры, она злобно посмотрела на ребят и бросилась прочь. Сев подтолкнул Лили в спину.
— И чего ты ждешь?
Лили будто очнулась ото сна и бросилась вслед за сестрой. Северус остался на месте — девочки сами должны разобраться меж собой.
Глядя на две удаляющиеся девичьи фигуры, он задумался. Старшая сестра… Дикая смесь зависти, ревности и любви… Сложные отношения… На него навалились воспоминания.
* * *
— А вы случайно… не видели мою младшую сестру?
После убийства отца Гаскойна на душе было погано. Девочка осталась совершенно одна, и я не знал, что можно сделать для неё. В часовне Идон я познакомился со старым священнослужителем Агата, его просьба приводить сюда выживших воодушевила меня, и я бросился назад в старый Ярнам за девочкой. Я резал чудовищ направо и налево, расчищая путь, с одной радостной мыслью: «Она не останется одна! В Церкви ей помогут!» Настроение было настолько хорошим, что я даже завернул к дому вредной старушки, которая не производила ни на кого приятного впечатления, но все равно сказал ей об убежище.
И как же меня обрадовали слова девочки: «Я люблю вас почти так же, как маму, папу и дедушку!»
Но этот мир будто смеялся надо мной. Когда я вновь очутился в часовне, здесь была только старая карга, а девочка… Спросил у Агаты, где она, но тот лишь развёл руками и дрожащим голосом сказал, что никто больше не приходил. Сердце пропустило удар, предчувствуя непоправимое.
Я нашел ее в канализации… В челюстях гигантской свиньи обнаружилась окровавленная лента, что была мне так хорошо знакома. Как? Как я мог не заметить это чудовище? Я сделал всё, чтобы путь до часовни был безопасным, но эта свинья… От навалившегося бессилия слезы потекли сами собой.
Каждый раз проходя мимо ее дома, я отворачивался от пустого окна, что смотрело на меня с немым укором. Это было похоже на расчёсывание старой раны, будто срываешь жёсткую корочку и снова смотришь, как бежит алая кровь, а потом снова срываешь, и так раз за разом.
А потом я вновь услышал голос. В первый раз я даже подумал, что у меня галлюцинации, но вскоре осознал, что голос принадлежит другому человеку.
— Эй, охотник, вы не встречали мою сестру? Такая маленькая девочка с большой белой лентой. Моя милая маленькая сестричка…
Судорожно я начал рыться в карманах и достал на свет окровавленный кусок ткани. За окном послышался резкий вдох, и сквозь прутья просунулась тонкая девичья рука.
— Отдайте, отдайте мне, пожалуйста! — лента скользнула из рук в руки. — О, как это случилось… Но зачем она вышла из дома? — голос девушки начал дрожать. — По крайней мере… У меня останется кое-что на память о ней.
Тихий плач всё не затихал, мне больно было его слушать, и я в спешке ушёл, но тонкий слух охотника уловил фразу с оттенком истерики: «…Какая прекрасная ленточка, и, наконец, она моя… Не могу дождаться, чтобы надеть её. О, она восхитительна!»
Через пару часов я нашел ее труп на месте гибели младшей девочки. Слова молитвы в голове звучали оглушительно громко, пытаясь отодвинуть на задворки сознания тот факт, что это я погубил сестер.
* * *
Полгода пролетело незаметно, и вот тридцать первого августа трое ребят сидели на холме у раскидистого дуба, молча потягивая газировку. В душе смешались разные чувства: и радостное предвкушение от поездки в новую школу, и легкая грусть расставания. Периодически они старались шутить, веселиться, но большую часть времени каждый думал о своем. Их мысли были уже далеко от маленького Коукворта.