– Ты прав. Бывает, – шепнула в пустоту. Нащупала в кармане брюк салфетку, вытерла тушь под глазами и надела очки. Броня снова в деле. – Я найду вам хорошего врача. Дай мне сутки.

Чем больше город, тем легче оставаться собой. В толпе никому нет дела, о чём плачет идущая мимо женщина. Толерантные прохожие позволяют проявлять эмоции без ретуши. Можно размазывать тушь по лицу, не боясь осуждающих взглядов.

«Души договорились. Она вернётся, чтобы ты искупила вину».

«Вернётся ли, тёть Шура, – едва слышно прошептала Оля. – Макс совершит ту же ошибку. Как же его остановить?»

Солнце медленно подкрадывалось к горизонту, щедро разливая бургундское по безоблачной глади неба. Каблуки продолжали стучать по набережной.

– Добрый вечер, что желаете заказать?

Ольга вздрогнула и посмотрела на молодого человека. Официант.

– О, господи, – она даже не заметила, как свернула в кафе.

– Простите?

– И-извините, я… задумалась, в общем. Не готова ответить. Даже не знаю, что… заказать, – слова блуждали, терялись и никак не выстраивались в смысловой ряд. Элементарный вопрос заставил Ольгу краснеть, заикаться и озираться по сторонам, словно пытаясь найти помощь.

– Вот меню, – понимающе улыбнулся официант. Совсем молодой, наверное, ровесник Макса. – Может, для начала кофе или бокал вина?

Чем больше город, тем сложнее оставаться собой. Сотни глаз таращатся, оценивают, критикуют. Толерантные прохожие? Чепуха. Им хочется знать секреты, пробираться за кулисы скандала, выведать природу слёз и криков.

«Просто не перебивай, выслушай!»

Мама просила немного, Макс понимал. Но её мемуары сейчас так некстати.

Солнце готовилось к завершению рабочей смены. А охотники за контентом только заступали на службу. Ленты соцсетей, переполненные разными ракурсами заката, трещали по швам. Раздражали, напрягали. Одним движением Макс свернул приложение.

«Да со мной непросто, а кому сейчас легко… – The Hatters громко требовали ответить на звонок. – Блин, не вовремя».

– Алло.

– Привет, Мась! Есть минута?

– Хоть две.

– Всё в порядке?

– Терпимо. Ты просто поболтать или по делу?

– От этого зависит твоё желание разговаривать?

– Уль, что-то срочное?

– Нет… Пока.

Гудки. «Блин, блин, блиииин!» – яростно лупил пальцами по смартфону.

Бургундское вино с задачей не справлялось. Ягодный джем Pinot Noir 4 дарил богатое послевкусие и наслаждение, но не избавлял от напряжения.

Найти врача и позволить убить Душу? Бред. Поговорить с Улиткой или её родителями? В целом, рабочая идея, жаль, времени мало и нет номеров телефонов. Вернуться к Максу и начать историю с главного, чтобы выслушал? А может, оставить эту проблему следующей телесной оболочке?

Одиночество напрягало. Уля позвонила зря. А он напрасно сорвался. Обидел. Голова разрывалась от мыслей. Зачерпнул горсть гравия. Взмах правой. Камешки улетели в реку.

А если Улитка передумает и не захочет прерывать беременность? Бред, они всё обсудили. Ещё бросок.

Найти врача, и дело с концом? Рабочая идея, только время поджимает. Ещё взмах.

Вернуться к маме и выслушать? А может плюнуть на всё? Без меня разберутся.

Оля сидела неподвижно. Дышала медленно и глубоко. Музыка, разговоры посетителей, ветер с реки разбивались о невидимый купол над ней. Сердце успешно подстраивалось под ритмы Enigma в голове. Замерла. Взгляд устремлялся прочь к противоположному берегу. Зрачки постепенно расширялись. Транс. Состояние, в которое Ольга легко входила без психологов и экстрасенсов. Минуты, когда мозг работал на полную мощь при абсолютной внешней безмятежности. Она вспоминала разговор, который состоялся двадцать восемь лет назад.

– Я, милая, и сама грешна, – тётя Шура поспешила отвернуться и занялась чайником. – Был у меня ухажёр, женатый. Уже после того, как Олесин отец нас бросил.

Старушка пыталась сдерживать эмоции, но дребезжание посуды в трясущихся руках выдавало не утихшую боль.

– Знала же, из семьи не уйдёт, да вот… Не устояла. Только ни я, ни дети ему не нужны были.

– Дети? Я думала, у вас одна дочь была. Есть. Ну то есть… в общем, только Олеся, – ляпнула сдуру, разговор не обещал быть лёгким, а тут ещё подлила масла в огонь, что дочери больше нет. – Простите, тёть Шур, я это… не подумав.

– Всё в порядке, Оленька. Время – лекарь никудышный, зато вы с Рексом у меня есть. И Душа сыночка второго здесь. Живёт, – взгляд женщины заблудился в тёмных закоулках памяти.

Она вспоминала.

– Я встретила его однажды. Пришла к давним знакомым в гости, а там мальчуган был, лет пяти. Прямо на пороге бросился ко мне, закричал: «Мама, мама моя пришла!» Хорошенький такой, глаза словно пропасть. Чёрные, бездонные…

Чайник на плите сварливо забухтел и начал подёргиваться, но тётя Шура не замечала. Оля застыла.