Лета с Эвой уже уплетали за обе щеки. Стас прошел в комнату, сел во главе стола, придвинул к себе тарелку и потянулся за ложкой. В этот момент из коридора послышался скрип открывающейся двери.

Стас обернулся:

– Мам, а ты что не идешь шамать? Мы тебя ждем, без тебя не начинаем.

В темнеющем проеме соседней комнаты, как приведение, маячила фигура в белом халате. Выглядела старуха скверно. Ее помятое, отекшее лицо кривила страдальческая гримаса. Набрякшие верхние веки наплыли на глаза, а мешки под глазами налились и отвисли, как у сенбернара, вывернув слизистую наружу и обнажив воспаленные красные склеры. Старуха бросила косой взгляд в комнату. Увидев на столе тот же соус, она нервно дернула головой.

– Неголодна, – заявила она сиплым голосом и скрылась из виду, чуть слышно пробормотав себе под нос: – Сами жрите свою мерзкую бурдятину.

Стас равнодушно пожал плечами, взял ложку и с аппетитом отправил в рот первую порцию своего ненавистного, но почему-то такого притягательного кушанья. Вдруг он замер и задвигал челюстями вперед-назад, как будто что-то рассасывая. Нечто необычное попалось ему на зуб, и он попытался языком определить природу своей находки. Так и не поняв, что такого могло встретиться ему в соусе, он полез в рот пальцами и вытащил оттуда крупный комок спутанных черных волос. Непроизвольно скривившись и подавив рвотный позыв, Стас вдруг вспомнил про утренний кошмар с волосами жены. Но как они с пола попали в кастрюлю?

Он испуганно глянул на Лету и быстро отвел руку за спину.

Заметив странное поведение мужа, Лета насторожилась:

– Что там у тебя, лавруха попалась?

– Ага, – соврал Стас.

– Ну-ка, покажь? – потребовала Лета – в ее голосе как будто слышалась тревога.

Лета действительно разволновалась, боясь, как бы муж не обнаружил подмену. Ведь вместо лаврового листа в этот раз она использовала лист жабовника болотного – прекрасного средства для возбуждения аппетита. Просто в последнее время домочадцы как-то плохо стали кушать ее соус – единственное блюдо, которое она умела сносно готовить.

– Покажь, я сказала! – строго повторила Лета.

Стас, все это время судорожно пытавшийся стряхнуть с пальцев предательский клок, нехотя вернул руку из-за спины… и сразу же зажмурился. Лета с изумлением уставилась на его руку: к жирным, измазанным томатом пальцам был примотан спутанный комок ее собственных волос.

– Где ты их взял? – воскликнула Лета, пытаясь припомнить, добавляла ли она в этот раз в соус свои волосы, и если добавляла, то почему не достала после приготовления.

– Нашел на полу.

– Что ты брешешь? Я же видела, как ты достал их изо рта.

Лета поднялась с дивана и поводила поварешкой по дну кастрюли. На дне явно что-то было – что-то, чего там не должно было быть по рецептуре.

Чувствуя сопротивление чего-то тягучего, Лета с усилием вытащила поварешку из кастрюли с соусом – вслед за ней тянулся длинный жгут черных волос, обмотанных вокруг свиного хвоста.

– Это еще что такое? – изумленно выдохнула она.

– Волосики? – проблеял Стас.

– Сама вижу. Но как они попали в кастрюлю?

– Может, это Эва их туда положила?

– А она откель их взяла?

– Ну не знаю, собрала с пола, видать.

– Какой еще пол? Что ты городишь? У меня отродясь волосы не сыпались. Волосик к волосику всегда был…

– Да ладно, вон их скока.

Стас широким жестом обвел комнату, ища глазами хоть один волосок жены, а затем быстро заглянул под диван, в поисках того самого клока, что этой ночью собрал с подушки и бросил на пол. В узком просвете между стеной и спинкой дивана, как сгорбленная крысиная тушка, на пыльном бетонном полу лежал клубок спутанных черных волос. Стас просунул руку и зацепил его пальцами.

Лета откуда-то сверху продолжала верещать:

– …У меня каждый волос на счету.

Вынырнув из-под дивана, Стас протянул жене облепленный мотрохами пыли ком волос:

– А это что, по-твоему?

Лета недоверчиво вгляделась, но все же взяла из его рук грязный, спутанный комок и покатала его между пальцами. Без сомнения, это были ее собственные волосы – упругие, гладкие и шелковистые. Но это значило, что они действительно лезут. Лета несколько раз провела растопыренными пальцами по волосам на голове, словно гребнем, как бы расчесывая их сверху донизу. С каждым разом ее пальцы опутывались волосами все больше и больше.

– О черт! – взвизгнула Лета, увидев почерневшую от волос руку, и непроизвольно отвернулась от нее, как от чего-то пугающего, но потом снова посмотрела и снова воскликнула, не выдержав: – Черт! Да что же это такое? – Она смотрела на опутанные волосами пальцы не отрываясь, не в силах даже пошевелить ими, как смотрят на обнаруженную у себя проказу.

Лета перевела взгляд на мужа: Стас напряженно молчал, виновато потупив глаза.

– А ведь это из-за твоей чертовой хренофуги, – вдруг догадалась она. – Значит, это из-за нее мне всю ночь…