Он поднялся и посмотрел на меня.

– Я пытался забрать Джо оттуда. Я мог бы вот так найти ему работу!
– Он щелкнул пальцами для иллюстрации, и у меня не было ни малейшего повода сомневаться в его словах.
– Черт возьми, да я мог бы дать ему денег, оплатить его закладные, мне это ничего не стоит. Но он слишком горд и не хочет ничего брать от меня. И уехать из Глостера тоже не может. Есть такие люди, знаешь, которые просто не могут переступить порог родного дома. Кроме Глостера, у них нет и не может быть родного дома.
– Он пожал плечами.

– Джо уважает традиции, и понятия у него остались те же, что и раньше. Он не связывается с наркотой, он выше этого. Эта дрянь не для нас. Но лодка-то у него есть, у Джо, и семья, которую надо кормить, а рыбу ловить нельзя. И еще он слишком упрям, чтобы принять то, что хочет ему дать его брат.

Он замолчал.

– Как же он сводит концы с концами?
– спросила я, чувствуя себя участницей этой трагической истории. Обычно антропологи умеют держать дистанцию между собой и объектами исследования, но здесь было не место для научных изысканий.

– Джо ничего не привозит в порт, - наконец сказал Марио.
– Он вывозит грузы оттуда.
– Он взглянул на меня, будто бы решая, стоит ли говорить дальше, а потом произнес суровые слова: - Он перевозит оружие. Для Северной Ирландии. Все эти Пэдди, любители пострелять, сидят здесь, в Бостоне, и копят деньги на свое «правое» дело. Они платят наличными и получают оружие и все остальное, что им требуется. Разгрузив лодку, Джо. возвращается домой, как в добрые старые времена. Он проводит в плавании примерно столько же времени, сколько раньше, а вернувшись домой, напивается и продолжает пить до тех пор, пока не наступает время следующей доставки.
– Марио замолчал, но не выдержал и взорвался: - Боже мой! Это же несправедливо! Это происходит просто потому, что он любит свой родной дом. И здесь ничего, ничего не сможет изменить! Что знает это гребаное правительство о рыболовстве? Что они могут знать о моем брате?

Я обняла его и прижала к себе. Мне нечего было сказать, потому что любые слова прозвучали бы здесь пусто, неуместно и оскорбительно. Я встала рядом с ним на колени и, по-прежнему обнимая его, стала слегка покачивать из стороны в сторону.

Я стала встречаться с Марио как минимум раз в неделю. В то же самое время он приглашал к себе других девушек, и я об этом знала. По-моему, Лори была права, и у него действительно почти каждый вечер кто-то был. Кроме суббот, которые он проводил в городе со своими «быками».

По-моему, я была единственным человеком, понимавшим, почему Марио стал нашим постоянным клиентом. Я единственная знала об ужасающей пустоте, которая наполняла его, о волнении за судьбу брата и любви к нему, о мучениях из-за собственного бессилия что-либо изменить в его жизни. Марио пытался заглушить тоску, наполняя свой дом женщинами, шампанским, азартными играми и наркотиком. Я понимала это, но никогда не заговаривала с ним о брате, и он больше не рассказывал мне о нем.

Что интересно, никто из девушек не выказывал признаков ревности к тем, кто тоже навещал Марио: его внимания хватало на всех. Все пили его шампанское, пользовались его наркотиком, слушали его, и, по большому счету, его все любили. Я же оставалась единственной женщиной, у которой он спрашивал совета или мнения.

Однажды ночью я проснулась от телефонного звонка. Как только срабатывал автоответчик, звонок срывался, и потом все повторялось снова. Это действовало мне на нервы: я жила в квартире-студии, которая обладала потрясающим эхом.

Отчаянно ругаясь, я попыталась выдернуть шнур из розетки, но вместо этого случайно сняла трубку. Звонила Персик. Она всегда закрывала службу к двум часам ночи, следуя своей теории поведения человека в отчаянном положении: после двух могут звонить только такие люди. Часы, в циферблат которых я всматривалась, изо всех сил щуря глаза, показывали половину четвертого.

– Персик, у тебя все в порядке?
– Персик в свое время совершала драматические попытки свести счеты с жизнью. Ночной звонок вполне мог быть одним из проявлений подавленного состояния души.

– У меня все нормально. Слушай, ты не согласишься съездить к Марио?

– Сейчас?
– Я не могла поверить собственным ушам. Мне совсем не хотелось ехать в Уэстон.

– Ему просто нужно, чтобы кто-нибудь побыл рядом. Пожалуйста, съезди, ты меня очень этим обяжешь. Ему очень одиноко, и он подавлен. Мы сейчас ему нужны.

Мне пришлось задуматься.

– А машина? Я не могу поехать на своей, у меня еще вчера сдох аккумулятор, помнишь?

– Возьми такси. Он заплатит. Пожалуйста, Джен!

И я поехала. Конечно, я поехала. Водитель проявлял ко мне интерес до тех пор, пока я не сказала ему, что еду ухаживать за человеком, умирающим от СПИДа. Таксист был гаитянином, и эта новость быстро его остудила. Моя ложь во спасение оказалась очень полезной, поскольку исключила назревающее предложение быстрого секса в машине, которым славились бостонские водители.