Завершающая книгу глава 10 предлагает поразмышлять о том, отчего же так происходит: Государство может быть активным предпринимателем, принимающим на себя риск, но в реальности это далеко не всегда так, и саму эту возможность часто сбрасывают со счетов. Такая «возможность» может стать явью, лишь если перевернуть исходные представления. Начиная с того, как мы представляем взаимодействие Государства с его собственными организациями (например, оно поощряет структуры госсектора к предпринимательскому поведению, в том числе побуждает их «приветствовать» ошибки и провалы, а не страшиться их) – вплоть до отношений между Государством и другими акторами в инновационной системе (например, если оно само примет себя в качестве более активного агента, то сразу возникнет множество ситуаций, когда роль Государства не сводится к «тонким намекам» и «стимулированию», а выражается во вполне осязаемом «толчке»). Способность Государства толкать и направлять зависит от того, какие таланты и экспертизу ему удается привлекать. Парадокс заключается в том, что это проблема более ярко проявляется в странах, где Государству отводится роль в заднем ряду, предполагающая лишь «администрирование», но не формулирование динамического видения. Если мы не пошатнем многочисленные мифы об экономическом развитии и не откажемся от традиционных представлений о роли Государства в нем, у нас нет шансов на то, чтобы справиться со структурными вызовами XXI века или запустить технологические и организационные изменения, необходимые для долгосрочного устойчивого и справедливого роста.

Если брать книгу в целом, то она предлагает более полное понимание ключевой роли государственного сектора в принятии рисков и радикальных технологических изменениях, критически важных для обеспечения экономического роста и развития. Она предлагает совсем иное описание Государства, нежели то, что обычно приводят эксперты, ответственные за выработку экономической политики, которые, как правило, отрицают ведущую роль Государства для инноваций и производства. Книга ставит под сомнение конвенциональную промышленную политику, которая чрезмерно недооценивает вклад Государства в разведывании и продвижении новых технологий. Вместо этого она описывает сценарии, в которых Государство оказывается главным источником динамического развития и инноваций в развитых промышленных странах, и подчеркивает, что госсектор до сих пор играл главную роль и в том, что часто называют экономикой знаний – экономикой, которой движут технологические изменения, производство и распространение знаний. От развития авиации, ядерной энергетики, компьютеров, Интернета, биотехнологий до сегодняшних разработок в области «зеленых» технологий именно Государство – а не частный сектор – давало исходный импульс и запускало механизм роста, и делало это в силу своей готовности брать на себя риск в тех областях, которых избегает страшащийся риска частный сектор. В сегодняшней политической среде, в которой политический фронтир Государства намеренно отодвигается назад, как никогда важно понять истинный вклад Государства. В противном случае мы упустим возможность добиться большего процветания в будущем, опираясь на успешные государственные инвестиции прошлого.

Что же необходимо для того, чтобы прийти к полноценному пониманию разделения инновационного труда при капитализме (см. ниже главу 1), а также той роли, которую частный и государственный сектор играют в создании, производстве и диффузии инноваций? Данная книга фокусируется на инновациях не потому, что это единственное или наиболее важное направление, в которое может инвестировать Государство. Роль Государства как гаранта фундаментальных прав человека для всех граждан – от государственного здравоохранения до образования, – а также его роль для создания всей необходимой инфраструктуры, правовой системы, которая позволяет компаниям правильно взаимодействовать друг с другом, важны не менее, если не более. Акцент на инновациях отчасти связан с тем, что именно здесь Государство чаще всего подвергается нападкам из-за своей роли. Если роль частного сектора здесь обычно превозносится, то роль государственного сектора обычно преуменьшается. Государство – инвестирует ли оно в новые технологии или же исправляет функционирование рынков – часто клеймят, будто проблема заключается именно в нем. Поэтому важнейший аспект обозначенной дилеммы связан с поиском нового баланса в наших представлениях о том, как экономики работают на самом деле. Лишь когда мы найдем его, можно будет перейти к разработке стратегий, которые действительно работают – вместо того чтобы повторять стереотипы и воспроизводить образы, служащие лишь идеологическим целям.

По всему миру раздаются призывы ограничить вмешательство Государства, дабы ускорить восстановление после кризиса. Подразумевается, что, отодвинув Государство на галерку, мы высвободим силу предпринимательства и инноваций частного сектора. Средства массовой информации, бизнес и либертарианского толка политики опираются на это удобное противопоставление и верят в дихотомию: с одной стороны – динамичный, инновационный, конкурентоспособный «революционный» частный сектор, а с другой – медлительный, скованный бюрократией, инерционный, докучливый сектор государственный. Эта мысль повторяется так часто, что многими воспринимается как истина на уровне «здравого смысла»; многих она даже заставила поверить, что финансовый кризис 2007 года, вскоре вылившийся в полномасштабный экономический кризис, был порожден долгами госсектора, а вовсе не своей истинной причиной.

Причем язык использовался мощный. В марте 2011 года премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон пообещал разобраться с «врагами предпринимательства» (enemies of enterprise), которых он обозначил как «бюрократов в государственных структурах» [Wheeler, 2011]. Подобная риторика соответствует более общей линии «Большого общества» (Big Society), проводимой британским правительством: ответственность за оказание общественных услуг смещается от Государства к индивидам, действующим либо самостоятельно, либо совместно и опосредованно при помощи третьего сектора. Обоснование данной позиции таково: подобная «свобода» от государственного влияния будет стимулировать рост названных услуг. Используемые термины – такие как «свободные» школы (“free” schools — аналог чартерных школ в США) – подразумевают, что, освободившись от тяжелой длани Государства, школы станут более привлекательны для учащихся и будут работать более эффективно.

Доля общественных услуг, передаваемых «на аутсорсинг» в частный сектор, растет по всему миру под аккомпанемент именно аргумента «повышения эффективности». Однако должной оценки того, какова реальная экономия от такого аутсорсинга (особенно если принимать во внимание отсутствие «контроля качества» и возникающие абсурдные расходы), почти никогда не проводится. Взять скандал с обеспечением безопасности во время Олимпийских игр в Лондоне в 2012 году: работа была передана внешнему подрядчику – некоей компании G4S, которая, в силу полной своей в этом некомпетентности, не справилась с задачей, в результате чего во время Олимпиады пришлось привлечь британскую армию. Менеджерам той компании сделали реприманд, сама же компания до сих пор получает прибыль, а аутсорсинг не теряет популярности. Есть и примеры противостояния аутсорсингу: например, телерадиовещательная компания ВВС, подбирая исполнителя для разработки интернет-платфор-мы для трансляций iPlayer, сделала ставку на сотрудника своих подразделений. Это говорит о том, что ВВС сумела остаться динамичной инновационной организацией, которая по-прежнему привлекает лучшие таланты и удерживает значительную долю радио- и телерынка – о которой государственные вещательные корпорации в других странах могут только мечтать.

Конец ознакомительного фрагмента.