Я почесал в затылке, но спорить не стал. Каждый, в конце концов, сходит с ума по-своему...

В деревенском трактире народу находилось немного. Но всё равно, была б моя воля, я бы сюда не заглядывал. Тур, по его словам, тоже, но не отметиться здесь после разговора со стражником стало бы с нашей стороны серьёзной ошибкой. У напарника имелись в деревне кое-какие дела, которые, прежде чем сваливать, следовало завершить. На их завершение требовалось около суток, поэтому провести тут ночь, так или иначе, пришлось бы. И хотя ночевать в трактире было необязательно, но не появиться в нём после «работы в лесу» кое-кому могло показаться весьма подозрительным. Традиции, блин, такие, ничего не попишешь.

«Людишки тут всякие попадаются, — пояснил свои мысли Тур. — Могут и стукануть кому надо. А могут и ограбить попробовать, если решат, что ты что-то ценное отыскал, поэтому и в трактир не идёшь. Помню, месяца три назад одного тут за пару курушек прирезали, и ничего. Новенький был, местных законов не знал... Прикопали, короче, в лесочке, тем всё и кончилось...»

Конечно, самого Тура, а с ним и меня, навряд ли бы кто-нибудь вот так же вот запросто «прикопал», но вызывать подозрения из-за такой ерунды и вправду не стоило.

Стол мы заняли недалеко от двери. Подавальщицы в этом заведении отсутствовали. Жратву надо было заказывать самостоятельно, около стойки. И забирать, когда приготовят, тоже. Но, как завещал монтёр Мечников, деньги вперёд. Обычное дело. На «фронтире» по-другому никак.

Своих денег у меня не было, поэтому платить за меня пришлось спутнику.

Двадцать курушек — не самая великая сумма, но, по всему видать, у Тура их тоже было немного.

Через пару столов от нас двое играли в кости. Ещё двое «болели». Правила этой игры я узнал ещё до того, как попал на каторгу. В принципе, они мало чем отличались от земной разновидности, но, как обычно, имелись нюансы.

Два кубика с шестью нумерованными гранями бросались в кружку, потом её долго трясли, а затем опрокидывали на стол кверху дном. Количество выпавших очков первый играющий не скрывал. Зато второй имел право поторговаться, не поднимая кружку. Он мог увеличить, к примеру, начальную ставку в несколько раз (во сколько конкретно, решали отдельно перед каждой игрой), и если первый отказывался уравниваться, то выигрывал и забирал всё поставленное на кон. Но с другой стороны, если он не был уверен, что у него очков будет больше, а блеф не пройдёт, мог признать своё поражение, не вскрываясь. И в таком случае терял только свою начальную ставку.

Здесь, как мне удалось разобраться, игроки ставили изначально на кон по десять курушек, а поднимать могли пятикратно. Словом, заработать себе на обед... ну, или на ужин (тут кто как считает) я мог без лишних напрягов.

— Мелочь, курушек на семьдесят, есть? — повернулся я к Туру.

— Зачем? — не понял охотник.

— Выиграть хочу, — кивнул я на бросающих кости.

— Уверен?

— Абсолютно.

Напарник вздохнул, но мелочи мне всё же отсыпал...

— Не помешаю? — подошёл я к играющим.

Блин, практически дежавю! Как в той картёжной игре в Лисавах, когда я сперва обул шулера-мага, а потом поимел по полной его подружку-подельницу.

Здесь, впрочем, открытого шулерства не наблюдалось, как и подельниц. Тут, стыдно признаться, я сам собирался смошенничать. Самую малость. Чтобы на обед наскрести... Ну, то есть, тьфу ты — на ужин...

— Садись, коль не шутишь, — подвинулся один из мужичков, по виду, разбойник разбойником. — Сыграть, небось, хочешь?

— Ага.

— Ну, не буду препятствовать. Только учти...

— Деньги вперёд, я знаю, — выложил я на стол десять курушек и звякнул другими монетами.

— Новенький?

— С Туром-бродягой пришёл.

— Как зовут?

— Димир.

— А я Прол, — сообщил сидящий напротив. — Играем один на один. Поднимаем в пять раз, не больше.

— Понял.

— Тогда начинай.

Я сгрёб оба кубика, бросил их в кружку, потряс, хлопнул на стол, открыл...

— Пять, — прокомментировал выпавшие двойку и тройку «болельщик» слева.

— Эх! Маловато, — почесал я в затылке.

Прол усмехнулся и сделал свой ход: ударил кружкой с костями о стол и, не открываясь, положил в банк дополнительные двадцать курушек.

— Ну, что? Уравниваешь или сдаёшься?

— Сдаюсь, — пробормотал я с досадой секунд через пять раздумья. — Что там хоть было-то?

Соперник поднял кружку.

— Тоже пять, — засмеялся «болельщик» справа.

Я нарочито тяжко вздохнул.

— Да, брат. Это ты маху дал, — снисходительно бросил Прол, забирая выигрыш. — Ну что, ещё по одной?