Вспомнился парень на диване. Интересно, если она сейчас поборет смущение и постарается так же знаменательно пустить ветры, Дмитрич потеряет к ней интерес? Но проверить не получилось, потому что он уже потянул её в очередной танец, в этот раз прижав к своей груди так, что она ощутила твёрдый крепкий пресс, в который впечаталось её хрупкое на его фоне тело.

Рука, прижимавшая за талию казалась захлопнувшимся капканом, и Маша судорожно пыталась сообразить, как же выпутаться из этой ситуации?

Нет, к бракам, да и просто отношениям по расчёту она относилась без осуждения. В конце концов, это был выбор каждого, и не ей порицать других, но в данный момент её больше волновало, что права выбора не оставили именно ей. И, казалось бы, это же абсурд, в двадцать первом веке оказаться в такой неловкой ситуации! Когда привык, что твои права уважают, и всегда можно чётко сказать «нет», и окружающие отступят. Но, глядя в глаза спутника, Маша понимала, что тут её «нет» будет мышиным писком. Ну, или вороньим карканьем. Бессмысленным и бесполезным.

За танец она споткнулась ещё два раза: первый просто, а второй закончился тем, что она не специально, но очень основательно оттоптала начищенный ботинок Дмитрича, чем вызвала у него едва скрываемое, но уже почти выплеснувшееся раздражение. Или нетерпение? Святые макароны, надо что-то делать!

– Олег Дмитриевич, – срывающимся от долгих танцев голосом обратилась она, – я действительно не отказалась бы попить.

Он оценил её вид, хмыкнул и кивнул. Взял под руку и повёл к столику с бокалами. Признаться, она надеялась, что он выпустит её, и она сможет втихаря улизнуть, но, видимо, он уже усвоил урок и теперь собирался держать при себе. Окружающие мазали по ней взглядами из-за прорезей масок, и у некоторых барышень Маше виделась какая-то торжествующая брезгливость, словно они все понимали, кто она – очередная безропотная подстилка для богатого папика. Ох, не такого принца она ждала на своём балу, не такого! Уж точно!

Спутник подвёл её к столику с фужерами, аккуратно снял два сверху: сначала один ей, потом второй себе, и потянул к колоннам. «Святые макароны! – перепугалась Маша. – Он что, ведёт меня на те диванчики, где парочки милуются? Только не это!». Она уже было собралась рвануться, пока захват не стальной, но навстречу им вышел какой-то представительный дядечка и на английском заговорил с Дмитричем.

– Миста Лисицки, найс ту мит ю! Бай зе уэй, уи а гот эн айдиа…

Что сказал англичанин дальше, Маша не слушала, хотя язык знала. Она, похолодев всем телом, даже несмотря на тёплые колготки внизу, стянула воронью личину на шею и смотрела на скрытый под маской чёткий профиль мужчины рядом, не желая верить. «Мистер Лисицкий»! Неужели… Неужели это он! Тот самый?! Да святые макароны, он?! Только не это! Он даже близко не напоминал того, что грел сердце своим появлением раз в год. Верить не хотелось, но Маша продолжала смотреть ему в лицо, с ужасом ожидая, когда поймает его взгляд.

Ведь всё сходится! Сходится, как по нотам! Она позвала, и вот – явился, забрал и держит её ладошку под локтем так, что не вырвешься, будто она принадлежит только ему, и никому больше! Что же она себе сдуру нагадала? Лисицкий! Имя, что она сама дала ему! По случайности, по невнимательности, не зная, что это действительно важно и имеет значение! А что, если это на самом деле правда, и сказка стала былью? И из-за неверия и халатности она дала не то имя, и теперь обречена на этого… Этого! Но тогда это не просто сказка, а оригинал от братьев Гримм, и осталось дождаться части, где ей вырезают сердце или ещё что-нибудь такое же кровавое делают, потому что иного в этой ситуации ожидать не приходилось. Этот мужчина в маске ежиного волка не походил на версию со счастливым финалом, совсем нет!

Маша оторвала зачарованный взгляд от профиля спутника и затравленно заозиралась по сторонам. Лица, лица, за масками, все безразличные, все чужие! Откуда-то с той стороны залы на неё смотрят начальник с секретаршей и о чём-то переговариваются. Улыбки довольные и издалека кажется, что даже злобные. Они не помогут, нет! Они специально привели её сюда, чтобы отдать ему! За очередной тендер, за покровительство, ещё за что-нибудь. Теперь понятно, зачем они потащили юную стажёрку на такое мероприятие! «Бизнес – это бизнес!» – любил говорить Иван Юрьич, и Маша понимала, что на совесть или жалость здесь давить не получится. А что? Орать: «На помощь!»? Здесь? Где все друг друга знают, где что-то интересное курят прямо на глазах у гостей? Где каждый второй – большая шишка, для которых правила и законы писаны иными чернилами? Нет, кричать бесполезно. Скрутят силой и прикопают, в случае чего.

Из глаз невольно брызнули слёзы. А ведь сегодня мама звонить должна была, Маша ждала этого – соскучилась. Обе расстроились, что пришлось отменить, но понимали, что личное – это личное, а работа – это работа. Видела бы мама эти лица вокруг! Как стая ворон, уже изготовившаяся заклевать белую в колготках под вискозным платьем. Но не заклюют – не посмеют. Она – добыча страшного «лиса» в волчьей маске.

– Машенька, давайте пройдём с вами на второй этаж, – услышала она голос спутника над ухом и вздрогнула, – мне с коллегами нужно обсудить кое-какое дело, а вам там удобнее будет. Передохнёте.

И, не дожидаясь ответа, развернул её к лестнице в глубине зала и потянул за собой.

Ну, вот и захлопнулись силки. Что будет наверху, Маша подозревала. Сейчас он её проводит в уютную комнату, запрёт там, пойдёт примет с коллегами на грудь, заключая очередную сделку на пару миллионов, а потом вернётся к ней скрашивать вечер и показывать возможности. И ей совершенно не хотелось оценивать их размер и твёрдость.

На миг девушке подумалось, что она всё это сама себе навоображала, не так поняла, но потная рука на талии, скользнувшая на её бедро сомнений не оставила. Маша неосознанно рванулась прочь, а Дмитрич схватил её за руку и, ласково улыбаясь, произнёс: