Её рука ложится мне на висок, и она нежно ласкает меня, обволакивая своей сладостью, той самой, которой ей удалось околдовать меня с самого первого момента.

— Бланка, наконец-то я вижу ясно, и моё сердце тоже всё поняло.

Я закрываю глаза, наслаждаясь покоем. Никогда не чувствовал себя более цельным, чем в этот момент.

Прижимаю Бланку к себе, её ладони обхватывают моё лицо, а большие пальцы ласкают мне щёки:

— Я всё ещё люблю тебя, — шепчет она мне в губы.

Бланка не позволяет мне ответить. Она целует, возможно, боясь, что не получит полной взаимности. Как она ошибается.

— Ты принадлежишь мне, Бланка?

Она едва улыбается, но это лукавое выражение не ускользает от меня.

— Ты принадлежишь мне, Дамиан?

«Маленькая зараза, уверен, с ней мне не будет скучно, пока я жив».

— Да, — отвечаем мы вместе.

Я целую Бланку как в первый раз, таким идеальным поцелуем, который не забуду никогда.

Это новое начало.

— Не хочешь посмотреть со мной на закат? — спрашивает она, поглаживая мои плечи.

— Уже смотрю, — отвечаю, продолжая её целовать. Мне хочется её поглотить, я никогда не смогу насытиться.

— Я серьёзно. Давай выйдем и посмотрим на закат, — настаивает она, увлекая меня к двери.

— Милая, давай проясним одну вещь: мне нравится маленький домик перед океаном, и закаты начинают настраивать меня на романтику, но я уверен, сегодня мы можем лучше использовать этот момент. Или думаешь иначе?

— Ты понимаешь, что только что признался мне в любви, и через несколько секунд снова становишься прежним озабоченным мудаком? — отвечает вопросом и хмурится.

— Дорогая, я признал, что люблю тебя, но это не меняет того, кто я есть. Я хочу трахать тебя так сильно, как только могу и мне нужно наверстать двухмесячное отставание.

— Какой ты вульгарный.

— Ты любишь меня и за это тоже.

— Наглец, — говорит она, уходя, и оставляя меня, словно булку без масла посреди своей кухни.

— Куда летит моя Бабочка? — спрашиваю я, догоняя.

— Она надеется улететь далеко-далеко. И она уже не так уверена в своём выборе, — отвечает она усмехаясь.

Бланка проходит в спальню и, повернувшись спиной к двери, завязывает волосы в высокий хвост. То место, где, как я помню, была вытатуирована бабочка, сейчас закрывает повязка.

— Что случилось с твоей татуировкой?

Она поворачивается и поднимает плечи.

— Удалила. Бабочка улетела свободной и счастливой.

Заинтригованный, я протягиваю руку и касаюсь повязки, но Бланка отстраняется.

— Дай мне посмотреть, — настаиваю я, пытаясь поднять ткань, но она останавливает мою руку.

— Я не стёрла бабочку, но кое-что добавила, — признаётся застенчиво.

Я открываю татуировку и теряю дар речи, увидев, что вокруг бабочки теперь красуется скорпион, почти такой же, как у меня.

— Почему, Бланка?

— Чтобы ты всегда был со мной, в любом случае.

«В любом случае» означает, что она меня не забыла бы и несмотря ни на что, я останусь на её коже. Боже! Эта женщина всегда меня удивляет.

Я внимательно рассматриваю татуировку и снова замечаю, что контур бабочки неровный.

«Помни мою бабочку, Дамиан». В мозгу отдаются слова, произнесённые Бланкой в кабинете Кортеса незадолго до того, как она потеряла сознание.

— Когда люди Рохо стреляли в тебя, ты упомянула о бабочке. Почему?

— В этой бабочке всё время скрывался номер счёта Цезаря, — отвечает она, улыбаясь, пока снимает рубашку и джинсы, обнажая крыше-сносное нижнее бельё.

«Моя малышка стала настоящей соблазнительницей».

Не отрывая от неё взгляда, я приближаюсь в два шага, и прикасаюсь, вызывая у неё дрожь по всему телу.

— Умница, моя Бабочка, — говорю, целуя её плечо.

Бланка поворачивается ко мне и обнимает меня за шею.

— Разве ты не хочешь узнать, сколько денег на счету?

— Меня это не особенно волнует.

Она смотрит на меня с любовью и продолжает:

— Знаешь, а тебя это должно на самом деле заинтересовать, потому что я всё потратила.

— И что ты купила? — удивлённо спрашиваю я.

Она поднимается на цыпочки и трётся своим носом о мой.

— Этот дом, как справедливая компенсация, и счастье многих детей, — улыбается, целуя меня.

— Дети?

— Да, — кивает она, — в «Пансионате Надежда» будет место ещё для пятидесяти детей.

— Как? — у меня кружится голова, и я теряюсь в словах. Мне требуется время для обработки информации.