– Так он, что тебя еще и изнасиловал? – спрашивал муж.

– Да, да Петя! Он меня так насиловал, вот видишь синяки, – Ксюша стала показывать свои толстые бедра мужу, которые давным-давно были покрыты расширенными венозными подкожными узлами, так как и во всех буфетчиц, её сменщиц, и других женщин продавцов, которые подолгу судьбы стоят на своей часто и такой уж, и доходной работе, не то, что вены от тяжести мешков с сахаром и крупами лопаются, а сами ноги не выдерживают их постоянного восьмичасового и более стояния у прилавка и той повседневной беготни от одной к другой полке….

– Звони Ксюша быстро в милицию.. А ты, долбанный сучок, и насильник лежи, и не прыгай, как лежал до сих пор, а то, как щенка сейчас прихлопну! – строго потребовал от полностью ошарашенного происшедшим сейчас Николая морской офицер…

Сердце у Николая так сильно трепещет, как не выскочит из его довольно широкой, но и еще полностью безволосой груди. Теперь он весь как-то быстро весь обмяк и поник, потеряв теперь всякий интерес к своей дальнейшей жизни. От, пережитого испуга и полного разочарования в этой теперь уже толстой и непривлекательной женщине, так легко его предавшей в одно мгновение он в миг, разуверился в справедливости и в порядочности людей и в её верности…

Ксюша же, как ни в чем не бывало, легко набрала номер Елизовской милиции 31-202 и те, буквально через минуту и приехали в их трехкомнатную квартиру в отдельно, стоящем доме на одной из окраин Елизово.

– Что тут случилось гражданка Суржикова Ксения Егоровна, – спросил оперативный дежурный, рассматривая заблаговременно, протянутый ею паспорт.

– Да вот, молодой студент из ПТУ пришел в гости, открыл сам калитку, ворвался в мою с Петей квартиру против моей воли и, начал меня прямо у порога по наглому насиловать, – сквозь слёзы слышал Николай Ксюшин лепет и ему в это время хотелось еще сильнее, и громче плакать от той безысходности, и того внутреннего его бессилия, и еще её вот такого обмана и её настоящего женского предательства….

– А где он? – переспросил офицер.

– Там в спальне, его муж задержал, он с моря раньше времени пришел и всё видел, как он меня насиловал.

– А сама Ксюша сильно вся раскраснелась, щеки стали пунцовыми, как бы и она была сильно, взволнованная теперь происходящим.

– А, Вы гражданочка заявление об изнасиловании писать-то будете в прокуратуру? – уточнил громко офицер, чтобы ясно все слышал Николай.

– Да! О! Я! Да! Ох! Да! Я напишу заявление буквально сейчас, – говорила давно, заученные слова буфетчица.

Коля же еще весь голый лежал на теперь такой упругой постели и, как испуганный страус только, пряча свою бритую голову в перовую подушку, теперь был сам не рад, что сегодня пришел к ней, что так вот опрометчиво и, довольно быстро сам до гола разделся здесь, что пил с ней то её красное вино, а затем по-медвежьи сразу же залез на эту не объятую его короткими руками буфетчицу Ксюшу…

– Федя, давай фотографируй здесь всё, заберешь его трусы, одежду, простыню там должна быть его сперма. Затем у него заберете кровь и мазки с члена, слюну на антигены, а еще ногти с пальцев рук и понятно счес волос с его вшивого лобка, – давал команду неизвестный Николаю, прибывший оперативник….

– Да знаю, ты вот лучше сам-то отпечатки пальцев его на бутылках и стаканах фиксируй, для доказухи нам будет, да и пальчики его откатай на дактилоскопическую карту, затем нам в надзорном деле пригодятся, – отнекивался молодой лейтенант криминалист, зайдя не то в спальню, не то в будуар штатной проститутки и по совместительству еще, и буфетчицы.

– Будем сознаваться Николай Иванович? – и сделал перерыв, чтобы посмотреть на реакцию молодого «насильника». – Ты же знаешь, что с насильниками бывает и в нашем КПЗ то делают, – сразу же пригрозил офицер, чтобы быстрее психологически подавить и одновременно расколоть в миг ошарашенного страхом такого обвинения по статье изнасилование, а еще и проникновение в жилище, и никак не ожидавшего ареста парня.

От естественного страха у Николая такая дрожь по телу, вся кожа взялась мелкими пупырышками, как на пятидесятиградусном морозе. Теперь он не знает, что и делать, и что отвечать на задаваемые вопросы, так как их суть к его сознанию еще ведь и не дошла, так как он не осознал в чем же его сегодня и обвиняют.

– Можно я свои брюки одену, – сквозь слезы попросил Николай офицера, чтобы прикрыть свою наготу…

– Трусы только оставь. Стань ровно. Подожди вот на память, твоим сокамерникам покажем…. Стой!… Наклонись!.. Повернись задом!..

– Ни чего себе, тут у него!? – прокомментировал офицер.

Как подписывал протокол, что говорил и, что пояснял следователю Николай уже и не помнил…. Теперь его так сильно огорчало предательство старшей его подруги Ксюши, что он хотел плакать и, по-настоящему по-детски весь этот вечер теперь плакал, не обращая уже никакого внимания на присутствующих и офицеров из Елизовского отдела милиции, и каких-то двух мужчин понятых, невесть откуда и, прибежавших так быстро в её ранее для него «гостеприимный» дом…