Он так преданно по-особому и еще по-своему любил, и был верен только своей сказочной, обожаемой им, волшебной его Айне и, ему здесь в Тиличиках никакие другие женщины, другие, даже довольно молоденькие девчонки ведь теперь и не нужны были, так как его неуемная жизненная страсть у него была только к своей жене, только к его любимой им Айне. Хотя многие ровесницы его теперешней супруги Айны ох как на него видного тиличикского красавца засматривались, так как и статью особой-то он всегда отличался, и даже обычную, как и у других одежду умел по-особому по-фартовски носить, да и сама одежда у него была отличная от других ребят его нымыланского здешнего племени не то купленная, не то может кем-то ему подаренная, это ведь не так и важно, и не важно, что она была не такой как у всех здесь, а она у него по-настоящему отменная, по-настоящему дорогая и даже фирменная, по-настоящему оттеняющая в нём всё то от природы его лучшее, что в нём самом матушка природа от рождения заложила и его пропорциальный рост, и его необычная та взрывная мышечная сила и истинно неведомо откуда взявшаяся к девятнадцати годам мужская его статность, которая как-то в нём по-особому выделялась, или наоборот той фирмовой одеждой она и подчеркивалась, да и она легко девчонками здешними и в нём замечалась ими… Чего стоила только его особая стать и как бы военная выправка, его особо модная всегда идущая его облику одежда, которая не ведомо кем ему и была сюда привезена и, еще вероятно, и была ему же подарена. Никто не мог понять и знать, откуда же у него в его душе вот такое здешнее не то нымыланско-корякское франтовство, природное умение другим показать себя в том самом лучшем виде, который любого, кто с ним долго общался, особенно его ровесниц просто увлекал и завораживал, уводя в те особые нымыланские дебри души его страстно-пылкой.

Правда, именно тогда в драке он и сам схватил от своих верных друзей прилично. Синяки да кровоподтеки оставались на его белой, не характерной для нымылан, коряков и здешних чукчей коже, и на его смуглом теле еще и после освобождения из Олюторского КПЗ. И, затем еще долго синяки да кровоподтеки сходили с его побитого юного и такого всего мускулистого вытянувшегося ввысь тела. А после той татуировки, ему повезло, еще и гепатит В да, и С подхватил там в камере, вероятно иголки и сами чернила были не качественные или кто-то из татуировщиков сам был носителем этих широко теперь встречающихся вирусов, поражающих и саму печень, и даже наше сознание…

Целых три недели затем он провел в инфекционном отделении районной больницы, покуда ему удалось поправить своё здоровье и избавиться от желтухи. Правда, ему тогда еще повезло, что течение заболевания было не очень тяжелым и, буквально на 21 день он был выписан из инфекционного отделения, расположенного в старом деревянном здании в Нижних Тиличиках по ул. Школьная 4.

___

– И что же, теперь мы здесь нарушаем? Я, кажется все, имеющиеся у меня на сегодня штрафы уже уплатил вам или в какой-то там окружной кажется бюджет еще на прошлой неделе. Вот квитанции там у зеркала лежат, – совсем не боясь, приехавших ментов, он показал левой рукой на тумбочку, стоящую буквально при входе.

– А, мы на этот раз не к тебе дружище, а к твоему закадычному товарищу и другу Николаю Умьявилхину. Он ведь у тебя?! Верно ли нам сказали ваши соседи?! – не то спрашивал, не то утверждал и еще по-своему по-милицейски настаивал капитан Александр Сашин, легко оттеснив с прохода в сторону довольно худого и такого щуплого Алексея, переступая уверенно порог его просторной на первом этаже трехкомнатной квартиры, чтобы видеть весь, слегка, захламленный одеждой и игрушками детей коридор.

– Да! Он ведь еще только один стакан-то водки и выпил, – хвастался Алексей Ваямретыл, – и продолжал:

– Коль! А Коль!? Это тебя вот гости приглашают на выход. Допивай побыстрее, а то больше не дадут там в КПЗ. А может, лучше товарищ капитан милиции вместо ссоры по старой-то нашей дружбе по сто грамм слегка накатим да и разойдемся, как те в море корабли… И даже, протокол легко на месте подпишем так, как Колька настоящий мой друг и он всегда ведь такой тихий, хоть и на здешнего иеркума похож и, любого может в бараний рог свернуть, хоть вот вас и сейчас.

– Ты ведь знаешь, это уже будет сопротивление, тем более при исполнении, ты же Алексей понимаешь и знаешь наши строгие законы, – припугнул мальца сержант.

– Да, уж как знаю, и понимаю я Вас, – отвечал Алексей.

И будучи, когда выпьет по-особому говорливым и довольно смелым, слегка бахвалясь он продолжил:

– Да, и ничего он ведь еще сегодня, как видите, ни я, ни он не нарушали здесь, так что, и арестовывать и везти в РОВД нас не стоит Вам товарищи милиционеры, да еще при исполнении, – уже улыбался в широкой улыбке хозяин квартиры.

– Пусть вовремя он твой друг платит свои штрафы и, тогда никто его ведь искать и не будет. И, нам ведь легче будет, – продолжал офицер Сашин Александр.

Сам Николай Умьявилхин из просторной их кухни вышел через минуту, слыша в коридоре разговор, идя в обычную ту особую его развалочку, действительно, как бы осенний ожиревший иеркум, хотя и не был жирным и совсем не хотя, и довольно таки грустный, от того, что прервали его такое здесь веселое застолье с лучшим его другом и с его гостеприимной женой, и с их свекровью, на которую он давно положил глаз и не прочь был бы после обильной выпивки, остаться сегодня на ночь с ней, хоть бы и в зале, хоть бы и на полу, лишь бы руками ощущать её гибкий стан и чувствовать свою перенапряженную внутреннюю силу, которая у него с каждым днем буквально пребывала и пребывала. Он сегодня готов был любую юбку теперь поднимать, чтобы ощущать себя вполне зрелым здешним тиличикским иеркумом. Ну и что, что той и было почти 46 лет. Вон, та же актриса Надежда Бабкина со своим молодым бойфрендом на все тридцать лет у них кажется разница, а сам Максим Галкин с Аллой Пугачевой, после Филиппа Киркорова, не побрезговал же пользованным её телом и, тоже кажется 26 лет разница в их возрасте. Сам Николай Умьявилхин без всякой милицейской команды начал тихо и довольно покорно одеваться в свою потертую джинсовую курточку, долго возясь с непослушной разъезжающейся пластмассовой молнией, которую не так давно он выменял у строителей за полное ведро ястыков красной икры.

– А это надолго? – попытался уточнить уже сам Николай у, приехавшего офицера милиции совсем, не желая уходить от своего младшего друга Алексея и, покидать здешний обильный стол, сдобренный отменной чуточку охлажденной водочкой и еще этой такой теперь для него ароматной култушинской юколой. Он понимал, что и спорить ему теперь с милицейской властью абсолютно бесполезно, так как и штраф у него был, и другие грешки на нём были, не один протокол был там где-то в их бездонных сейфах припрятан до особых деньков…