— Договорились.

В голове сразу возник образ, как Майерс улыбается.

Он видел только огромную сумму денег, которую получит за помощь, а я видел только возможность получить больше ее. Больше Бебе. Мне нужно было гораздо больше.

— Увидимся вечером, — произнес я, завершая разговор.

Встал с дивана, на котором сидел, и прошелся по комнате. Флинт обычно приходил ко мне вечером, чтобы рассказать обо всем, что нашел. Но он также присылал мне обновления в течение дня, поэтому я решил держать телефон поблизости, чтобы видеть, чем именно занята моя Спящая красавица.

Но теперь день тянулся, и мне нечем было заняться. Я чувствовал себя тревожно и нервничал так, как не привык, и это меня беспокоило.

Обычно помогает дезинфицирующая ванна, но, как ни странно, в тот день у меня не было желания портить свою кожу. Мне просто нужна была информация, я хотел знать, чем занимается Бебе, чем заполнены ее дни. Мне это было нужно, как гребаному наркоману наркотик, и я злился на себя за то, что не могу сам ее отследить. Но я никак не мог выйти на улицу, никак не мог следовать за ней, думая о микробах, о гребаных отвратительных людях вокруг нее, когда все, на чем я хотел сосредоточиться — это Бебе.

Что она ела на завтрак.

В каком наряде выходила из дома.

Были ли ее волосы подняты, обнажая стройную шею, которую я хотел укусить, или опущены, спадая на спину.

Как она держалась при ходьбе, как подпрыгивали ее сиськи.

Как она улыбалась другим.

Что она ела на обед. Как часто она писала.

Я хотел знать о ней каждую чертову вещь.

Я беспокойно ходил по комнате, в конце концов, решив, что могу немного поработать, пока жду первую находку Майерса за день.

Выйдя из гостиной, я прошел в полностью белую комнату, которую использовал в качестве студии. В стене за кроватью была потайная дверь, ведущая в комнату, о которой никто не знал. Комнату стыда. Единственное место во всей квартире, которое не мог позволить никому увидеть, потому что они, наконец, узнают, насколько сильно я испорчен.

Я открыл потайную дверь, уставился на этот гребаный бардак, и меня начало мутить от ужасной вони.

Это была крошечная комната, которую предыдущие владельцы использовали для хранения. Снаружи было только одно маленькое окошко, но оно было заляпано грязью, а потолок был настолько низким, что мне приходилось приседать, чтобы залезть туда.

И это был гребаный беспорядок.

Ужасный беспорядок.

Мусор повсюду. Не вещи, которые я использовал, а настоящий мусор, который я собирал во время редких вылазок на улицу. Мусор из мусорного бака, начиная от испачканных газетных обрывков и заканчивая салфетками, некоторые продукты питания, которые уже давно испортились, просто все, что попадалось под руку. В крошечной комнате ужасно воняло. Это было отвратительно. Чертовски мерзко, чертовски невероятно для человека моего положения.

Я спокойно вошел внутрь, к маленькому деревянному столу, стоявшему у стены. Сел на табурет перед ним и прислонился к стене, потому что комната была такой маленькой, что это все, что я мог сделать. А потом начал думать, вокруг меня был мусор, от гнетущей вони в комнате хотелось блевать.

Это был единственный способ работать. Только так я мог избавиться от постоянного гула в голове. И мне было чертовски стыдно за это. Никогда не позволял никому видеть эту часть меня. Мои родители заставили меня стыдиться того, что я там делал, и они позаботились о том, чтобы я хранил это как свой маленький грязный секрет.

Я услышал, как мухи жужжат в куче мусора на полу. Зловоние было невыносимым, но я заставил себя принять его, потому что это был единственный способ, который знал, как заставить себя включиться в рабочий ритм.

Мой телефон завибрировал, и я достал его из кармана, отчаянно проверяя наличие сообщения.

Оно было от Бебе, и как только я увидел ее имя на экране, мое сердце забилось в груди еще громче.

Я бы хотела, чтобы ты говорил со мной, не только когда пытаешься заставить меня кончить.

Мои пальцы болели от сильного желания ответить, но я заставил себя ждать. Не мог выглядеть слишком нетерпеливым, не так ли? Не мог дать ей понять, как сильно хочу ее, как сильно я жажду ее.

На телефоне зажужжало еще одно сообщение, на этот раз от Майерс.

Она вышла на поздний завтрак. Три мимозы. У нее были «Яйца Бенедикт».

Было чертовски больно читать это, потому что это была самая нормальная вещь в мире, и я знал, что никогда не смогу сделать это с ней. Такие простые вещи, как поесть в ее любимом месте или сходить за покупками, казались мне непреодолимыми. Они были похожи на гору, на которую я должен был взобраться без соответствующего снаряжения и оборудования, и одна мысль об этом повергала меня в панику. Мне нужно было дышать.