В двадцать два ноль-ноль явился мой танковый консилиум. В полном составе. Докладывал Сливко.

– Мы, товарищ полковник, все посмотрели, составили дефектную ведомость. Зачитать?

– Основное.

– Основное такое будет. Значит, как я говорил, на диски фрикционов надо накладки наклепать. Это мы заставим чего-нибудь сообразить ребят из автомастерской. Аккумулятор уже нашли, на подзарядку поставили. Проводку меняем. Поролон на сиденья достали, девчата его чехлами обшивают. Ну, лючки-амбразуры расклепали - вот товарищи ветераны говорят, обязательно они нужны для применения личного оружия. Еще там кое-что по мелочи набралось. Но главный дефект - в движке подшипники поплавлены. Коренные и шатунные. Таких не достать. Нигде их быть не может.

– Разрешите, товарищ полковник?
– встал бывший самоходчик.
– У нас в полку, в сорок четвертом году, "зисок" был, боеприпасы подвозил. Так вот когда у него вкладыши полетели, водитель наш знаете чем их заменил?

Откуда же мне знать?

– Из своего ремня нарезал. По нужному размеру. И с этими вкладышами машина до Праги дошла. Только кожа нужна настоящая.

– У Пилипюка спрошу, - сказал Сливко, - он запасливый.

– Что еще?

– Карбюратор разобрали, в ацетоне отмокает. Свечи нужно искать, бобину. Вообще, всю электрику.

– А вот эти, как их, бандажи на катках?

– Послужат еще, - успокоил тот, что на "тридцатьчетверке" воевал.

– До Праги - не обещаю, а пару раз в Дедовск скатать - выдержат.

– Выдержат, - подтвердил и "самоходчик".
– Надо бы только их хорошенько каким-нибудь нежным маслом смочить, вроде касторки.

Ну это - опять к Пилипюку, он запасливый.

– А свечи надо у Михалычева зятя спросить, он в прошлом годе со свалки какой-то старый грузовик сволок, восстановил, говорят, катается. Значит, нашел свечи. Может, и нам подойдут.

– Теперь насчет вооружения, - продолжил Сливко.
– Здесь так дело обстоит. Один гранатомет, что для БМП, легко можно на место ПТУРСа приладить. Два станка, кронштейна, значит, к пулеметам ребята нарисовали. Можно в мастерские отдавать. Турельку для гранатомета, что на танк пойдет, тоже прикинули. Только с башни люк придется снять, внутри ведь гранатомет не поставишь...

Это даже мне понятно - реактивная струя, все равно что внутри танка снаряд взорвать. Может, и похуже.

– Вроде все, товарищ полковник.

– Хорошо, спасибо. Все свободны.

Сливко вышел, а танкисты замялись.

– Что за вопрос?
– помог им.

– Мы проситься хотели.

– Куда?

– В твой отряд, колонну сопровождать. Хоть двоих-то в танк возьми.

– Нет, - решительно отказал я.
– Вы свое дело еще раньше сделали. Теперь наш черед врага громить.
– И подсластил отказ: - Но главное - я не могу город без гарнизона оставить. Враг за рекой. На вас надежда.

– Оружие дашь? Или со своим приходить?

– Вы поступите в распоряжение начальника милиции, - благоразумно уклонился я.
– С ним и решайте эти вопросы.

Позвонил Майору:

– Мне гранатомет нужен.

– А какой?

– У тебя какие?

– РПГ-7 и АГС.

– А какой лучше?

– А оба хороши.

– Вот оба и давай.

Сегодня опять длинный день выдался. А завтрашний еще длиннее будет. И я решил чуток сдезертировать, пораньше в койку упасть.

Уж полночь близится...

Однако не спалось. Не сказать, что мысли одолевали, нет. Откуда им взяться после такого дня, все в расход пустил. Но что-то мешало, не давало уснуть. То ли железный бряк за окном (ребята все еще возились с техникой), то ли лунный свет на полу. А может, и тихие голоса и приглушенный звон гитары в Рыцарском зале.

Томно как-то, пусто в душе. Жениться, что ли, пора пришла? А что? Самое время. Вон, Прошка, старше меня, а каким козлом запрыгал. Допрыгается...

Наконец все стихло. Из дальней комнаты поплыл плавный, гулкий бой часов. Я было смежил усталые вежды.

И тут же размежил их, широко и испуганно: откуда-то из таинственных глубин Замка послышался тяжелый мерный стук. Все ближе и ближе, все громче, нарастая. Будто движется неумолимая статуя Командора, грузно ступая, бренча доспешным железом. Я приподнял мутную голову. А хотелось спрятать ее под подушку...

И тут вдруг взвился под потолок, рванулся в окна и разлетелся окрест истошный многоголосый девичий визг. Следом за ним гулкий стальной грохот - дребезжание, будто мальчишка гнал по булыжникам консервную банку. Короткая мертвая тишина - обвальный могучий хохот. Задрожали от него старые стены.

И почти сразу распахнулась дверь, и в нее почти упала, задыхаясь от смеха, Лялька. В пижаме, босиком и с любимым длинноствольным "Питоном", матово блестевшим воронением в лунном свете. За ее спиной маячила тоже полуголая Юлька.