Та же тенденция проявляется и в 1857 - 1863 годы.

В "Войне и мире" вновь усиливаются позиции оборотов с "как будто". Количественно они преобладают. Зачастую такие обороты служат авторскому стремлению раскрыть искусственность, фальшь светской жизни (описание салона Анны Павловны Шерер), претенциозность поведения людей, преисполненных ложных амбиций (эпизод с прибытием в ставку Кутузова австрийского генеС.97

рала Мака; на одной странице здесь оказывается пять оборотов с "как будто"; они обнаруживаются не только в рядом стоящих предложениях, но соседствуют и в рамках одной фразы).

В третьей части первого тома эпопеи оборотов с "как будто" становится заметно меньше.

Резко сокращается их количество во втором томе "Войны и мира". Встречаются развернутые сравнения традиционного типа, но они не становятся микроструктурами, "тонут" в тексте.

Вместе с тем повышается роль оборотов с "как бы".

В основном они концентрируются "вокруг" Наташи, передавая неоднозначность ее чувств, настроений, душевных движений. Но такие же обороты сопровождают Наполеона, хотя здесь уже служат решению другой задачи - раскрытию фальши, расчетливой, обдуманной игры на публику.

Заметим попутно, что такие обороты не характерны для контекстов Пьера, князя Андрея, Николая Ростова.

В целом сравнительным оборотам в рамках эпопеи "Война и мир" свойственна нисходящая динамика.

Использование сравнительных оборотов в "Анне Карениной" можно назвать весьма умеренным и даже - осторожным. Обороты с "как будто", не часто используемые, служат, в основном, раскрытию неестественности, ложности светских норм жизни (Кити Щербацкая чувствует, что в ее отношениях с Вронским "как будто фальшь какая-то была") с одной стороны и - раскрытию неоднозначности, сложности душевных движений, особенно - близких Толстому героев.

В "Холстомере" значительная частотность "как будто" обусловлена, видимо, положением повествователя, пытающегося истолковывать поведение и чувства животных. С этим же связано заметное увеличение количества сравнений.

Однако в целом доминирует тенденция к вымыванию из текста сравнительных оборотов и прежде всего - конструкций с "как будто".

Эта тенденция распространяется и на роман "Воскресенье", в котором конструкции с "как будто" служат раскрытию условности и фальши общественной морали (суд) и в то же время - передаче неоднозначных эмоциональных состояний.

После 1899 года такие обороты в прозе Л.Толстого - единичны, почти сходят на нет.

Не характерны они оказались и для стиля более молодых чеховских современников, Гаршина и Короленко, а так же для его собратьев по малой прессе. (Лейкина, Билибина, Баранцевича, Ал. Чехова, Потапенко и др.). Некоторый интерес к сравнительным оборотам обнаружил Леонтьев-Щеглов, однако это не имело существенного влияния на его поэтику. С.98

Подводя итог нашему краткому обзору, можно сказать, что ни у одного из чеховских предшественников и ближайших современников сравнения и ситуативные обороты не играли такой заметной роли, не были так тесно связаны с основополагающими принципами творческого метода и не решали таких разнообразных художественных задач, какие ставил перед ними А.П.Чехов. С.99

Глава VII

ПОРА ЗРЕЛОСТИ

Повесть "Степь", при всем обилии в ней ситуативных оборотов, не исчерпала чеховского интереса к таким формам.

Повесть "Огни" (1888) характеризуется той же тенденцией насыщать текст разного рода предположительными и ситуативными конструкциями.

Поначалу принадлежащие герою-рассказчику догадки, связанные с оценкой поведения пса Азорки, оформляются несколько иначе: "Дурак Азорка, черный дворовый пес, желая, вероятно, извиниться перед нами за свой напрасный лай, несмело подошел к нам и завилял хвостом" [С.7; 105].

Вводное слово "вероятно" делает более очевидной предположительность замечания, сделанного героем-рассказчиком, явно близким автору.

Почти то же наблюдаем и в другом случае:

"Азорка, должно быть, понял, что разговор идет о нем; он поднял морду и жалобно заскулил, как будто хотел сказать: " [С.7; 105].

Здесь также вводное "должно быть" недвусмысленно указывает на предположительность высказывания по поводу мотивов поведения животного. Но в этой же фразе появляется более привычная для Чехова конструкция с "как будто", создающая сравнение: ": он поднял морду и жалобно заскулил, как будто хотел сказать..." и т. д.

Помимо очевидного и нередкого при изображении животных антропоморфизма здесь обращает на себя внимание удвоение знака предположительности: в одной фразе писатель использует "должно быть" и "как будто".

Надо отметить, что в дальнейшем повествовании предположительность высказываний обозначается уже более традиционными для Чехова средствами, оборотами с "казалось", "точно", "как будто", "как бы". И если поначалу, на первых страницах повести, писатель словно сдерживает себя, то через пять страниц текст уже просто пестрит ими.