Затем вводится рассказ инженера Ананьева, где вновь наблюдается то же самое: сдержанность на первых страницах и - обилие ситуативных оборотов в дальнейшем.

Это пристрастие в равной мере характерно для обоих героев-рассказчиков повести.

Более того: предположительные конструкции, ситуативные обороты проникают и в прямую речь героя, не выступающего в роли рассказчика:

"- У вас теперь такой вид, как будто вы в самом деле кого-нибудь убедили!
– сказал он раздраженно" [С.7; 136].

И чуть ниже, в словах того же персонажа: "Точно речь идет о сединах..." [С.7; 136].

Разумеется, подобные обороты употребляются в повседневной речи реальных людей, входят в активный фонд объективно существующего русского языка. С.100

И использование таких оборотов вполне можно счесть простым отражением этой реалии.

Однако на фоне усиленного авторского интереса к ситуативным сравнениям их проникновение в прямую речь героев представляется не случайным и симптоматичным.

В повести "Огни" таких оборотов значительно меньше, чем в "Степи". И все же их частое использование бросается в глаза.

В рамках небольшого рассказа и в рамках более или менее крупной повести такое изобилие создает не одинаковые художественные эффекты.

Даже частотность и общее количество предположительных оборотов в произведении играют существенную роль.

Воздействуя на сознание и подсознание читателя, они прямо или косвенно формируют представление о предположительном в целом характере изображения действительности. Если предлагаемая картина жизни в значительной мере состоит из предположений, догадок, допущений, то вряд ли это не соотносится с авторской концепцией мира, с основополагающими особенностями его творческого метода.

Весьма примечательно, что финальные строки произведения также предстают в форме предположительной конструкции, содержащей важный для героя-рассказчика и автора повести идейный итог: "Я думал, а выжженная солнцем равнина, громадное небо, темневший вдали дубовый лес и туманная даль как будто говорили мне:

Стало восходить солнце..." [С.7; 140].

Последняя, кажущаяся символической, строка о восходящем солнце, завершенная многоточием, не создает иллюзий по поводу возможности прояснения ситуации "при свете дня".

Человеку - герою, рассказчику, писателю, читателю - дано лишь предполагать.

Впервые эта концепция выражена у Чехова столь открыто и недвусмысленно и столь наглядно подкреплена даже на уровне грамматических форм текста.

Тот же оттенок предположительности обнаруживаем и в рассказе "Неприятность" (1888). В этом произведении ситуативный оборот проникает в мысли героя:

"Нехорошо, что я убежал, когда ударил его...
– думал он дорогой. Вышло, как будто я сконфузился или испугался... Гимназиста разыграл... Очень нехорошо!" [С.7; 146].

Вновь текст буквально пестрит ситуативными сравнениями.

Однако на этот раз писатель, изображая случившееся через восприятие земского врача Овчинникова, задерганного, рефлексирующего интеллигента, создает ситуацию, когда герой, окруженный этими "как будто", "как бы", "точно", ложно истолковывает смысл происходящего и совершает, исходя из ложного представления, ряд нелепых поступков.

Предположения вместо точной, объективной оценки событий - неадекватное, ложное представление о ситуации и мире в целом - ошибочная линия поведения... Такая возникает цепочка. С.101

Предположение, воспринятое как достоверная информация, - для доктора Овчинникова это становится серьезной психологической и даже мировоззренческой проблемой.

В связи с названным мотивом иллюзорности, "кажимости" в рассказе появляется не очень уместный на первый взгляд, "случайностный" (А.П.Чудаков) эпизод с утятами - их видит в окно доктор Овчинников, бьющийся над письмом председателю управы по поводу инцидента: "... один утенок подобрал на дороге какую-то кишку, подавился и поднял тревожный писк; другой подбежал к нему, вытащил у него изо рта кишку и тоже подавился..." [С.7; 145].

Не "что-то, похожее на кишку", а - "кишку".

Маленькая и, казалось бы, такая "случайностная", незначительная иллюзия, выдаваемая за действительное.

Далее следует беглая бытовая зарисовка, завершающаяся словами: "Слышались голоса... Кучер Зот с уздечкой в руке и больничный мужик Мануйло в грязном фартуке стояли около сарая, о чем-то разговаривали и смеялись.

" [С.7; 145].

Еще одна иллюзия, еще одно ложное суждение, воспринятое как действительное, истинное.