Иногда все же такие самоценные обороты появляются и в произведениях девяностых годов, как, например, в рассказе "В ссылке" (1892): "Перевозчики мерно, враз, взмахивали веслами; Толковый лежал животом на руле и, описывая в воздухе дугу, летал с одного борта на другой. Было в потемках похоже на то, как будто люди сидели на каком-то допотопном животном с длинными лапами и уплывали на нем в холодную унылую страну, ту самую, которая иногда снится во время кошмара" [С.8; 48].

Данное ситуативное сравнение, конечно же, характеризует атмосферу жизни сибирских перевозчиков, описанных в рассказе, однако содержит и некий "остаток", с произведением слабо связанный, - именно он, собственно, и наделяет оборот свойствами микроструктуры.

Доминируют все же ситуативные сравнения локального радиуса действия.

Это обнаруживаем и в рассказе "Соседи" (1892), даже в случае, когда ситуативное сравнение звучит в прямой речи Власича:

"- Я, Петруша, благоговею перед твоею сестрой, - сказал он.
– Когда я ездил к тебе, то всякий раз у меня бывало такое чувство, как будто я шел на богомолье, и я в самом деле молился на Зину" [С.8; 61].

Автор стремится к тому, чтобы ничто в его текстах не "выбивалось" из общего тона, не "выпирало".

Слова Власича вполне отвечают и его речевому портрету, и его образу в целом.

В?знаменитойЦповестиаПалатаЭЦгдЪ "ситуативных сравнений9гораздоменьшедчемвзначительноУуступающем ейповобъемурассказеоСоседийБльшаяихЯчастьЪноситЭслужебныйхарактерСТелжеЮчтоприподнимаютсяЦпосвоимСхудожественным качествам над этим уровнем, выполняют локальные функции, как, например, ситуативное сравнение в описании палаты: "Воняет кислою капустой, фитильной гарью, клопами и аммиаком, и эта вонь в первую минуту производит на вас такое впечатление, как будто вы входите в зверинец" [С.8; 75].

Несколько богаче ситуативные сравнения из финальной части повести:

"Никита быстро отворил дверь, грубо, обеими руками и коленом отпихнул Андрея Ефимыча, потом размахнулся и ударил его кулаком по лицу. Андрею Ефимычу показалось, что громадная соленая волна накрыла его с головой и потащила к кровати; в самом деле, во рту было солоно; вероятно, из зубов пошла кровь. Он, точно желая выплыть, замахал руками и ухватился за чью-то кровать, С.107

и в это время почувствовал, что Никита два раза ударил его в спину" [С.8; 124 - 125].

Оборот "точно желая выплыть" подкреплен предшествующим сравнением с "соленой волной" и в целом раскрывает печальный подтекст: герой гибнет.

Данная тенденция - создавать текст, в котором бы ничего не выбивалось из общего тона, не привлекало к себе излишнего внимания читателя, характерна и для чеховских произведений 1892 - 1894 годов, таких, как "Страх" (1892), "Рассказ неизвестного человека" (1893), "Володя Большой и Володя Маленький" (1893), "Черный монах" (1894), "Бабье царство" (1894), "Скрипка Ротшильда" (1894) и др.

В то же время происходит выделение некоторых сравнительных конструкций, словно компенсирующих своей художественной выразительностью общее уменьшение их количества в текстах писателя.

В рассказе "Студент" (1894) всего два ситуативных сравнения, но одно из них - очень "концентрированное" и стоит в сильной позиции:

"Погода вначале была хорошая, тихая. Кричали дрозды, и по соседству в болотах что-то живое жалобно гудело, точно дуло в пустую бутылку" [С.8; 306].

Очень любопытный пример, соединивший в себе, казалось бы, взаимоисключающие качества.

С одной стороны, своей необычностью это ситуативное сравнение тяготеет к самовыделению, к превращению в относительно замкнутую и самодостаточную микроструктуру.

С другой стороны - исходная часть сравнения столь неопределенна, расплывчата, что в сознании читателя не возникает цельного зрительного образа. Неведомое живое существо лишено конкретных, зримых черт. Воспринимаются только жалобное гудение и, как ни странно, - пустая бутылка, которой манипулирует это "что-то живое" в гипотетической ситуации и которая явно "перевешивает" по причине своей привычной осязаемости. Описанные разнонаправленные векторы "сил" и создают особое динамическое напряжение данного образа, данного ситуативного сравнения.

И это не случайный эпизод в творческой эволюции писателя.

В рассказе "Учитель словесности" (1894) обнаруживаем типологически близкое явление:

"Тяжелая злоба, точно холодный молоток, повернулась в его душе, и ему захотелось сказать Мане что-нибудь грубое и даже вскочить и ударить ее" [С.8; 331].

В этом ситуативном сравнении, тяготеющем по форме к обычному сравнению ("как холодный молоток"), также совмещаются разнонаправленные художественные векторы. Писатель связывает воедино несколько абстрактную, лишенную зримости, осязаемости, "тяжелую злобу" и - "холодный молоток" (общим основанием здесь становится "тяжесть"), которые "поворачиваются" в душе героя и передают болезненное, неприятное ощущение, сопоставимое с неуклюжим движением чего-то чужеродного "внутри".