Перехватывало дыханье, голос отказывался повиноваться, дрожало и дурело тело.

Сердце зашкаливало и яростными толчками разгоняло кровь.

Давид нависал над девушкой, придавливал сверху, выпивал губами лицо, гладил по волосам и, как одержимый, жарко шептал в ухо:

— Прошу тебя, роди мне сына!

Распланировал общее будущее. И главное в нём — рождение сына. Уже приготовил имя — так же, как зовут его отца. Обещал снять квартиру и жить вместе с Лерой. Жениться на ней сразу после рождения ребёнка.

Мечтал, как будет гулять с ним, чему научит, куда свозит и что покажет. Дошёл даже до завещания — клялся сделать его своим наследником.

Лера слабо усмехнулась после слов о завещании — умирать собрался?

Слушала усыпляющую сказку и не реагировала. Усилием воли разгоняла побеждающий разум туман из сладкой лжи. Жалела, что она не наивная дурочка. Отчаянно хотелось поверить. Выключить мозги и забыть обо всём.

Это была тяжёлая бессонная ночь.

Лера отказалась снять одежду, намертво вцепилась в пояс джинсов, не разрешая рукам мужчины скользнуть ниже талии.

Переплела ноги в тугой, неразъёмный жгут и судорожно вцепилась в молнию на брюках, не позволяя расстегнуть её.

Давид уговаривал, обижался, психовал. Уходил курить. Возвращался.

Они снова целовались, ласкали, обнимали друг друга.

Через несколько часов возни, выжатая как лимон, Лера согласилась снять футболку и лежала неприкрытой в верхней части тела.

Но спасительные джинсы оставила на себе, и больно впивалась ногтями в руку мужчины, когда он пытался скользнуть ниже пояса. Стянуть штаны можно было, только через нешуточную беспощадную битву.

К утру, злой и распалившийся Давид попытался взять её силой.

Но девушка сопротивлялась по-настоящему — поцарапала, покусала плечи, оставила пару синяков на груди. Вымоталась от неравной борьбы и беспомощно расплакалась.

Мужчина отступил. Не пошёл до конца. Любил Леру, ему нужно было её согласие.

К утру оба выбились из сил и лежали в тошнотворной полудрёме, обиженные и разочарованные друг другом до предела. Ночная мгла отступила, наступающий день прозрел мутным рассветом.

Давид удручённо обнимал измученную и заревленную Леру.

Она каждой дрожащий клеточкой напряжённо ощущала жар и силу, исходящие от его голого туловища. Осязание тяжёлой мужской руки, увесисто лежащей на её обнаженной груди было незнакомым, странным и пугающим.

Приоткрыв глаза, осторожно изучала мощный загорелый торс. Поросшие чёрными жёсткими волосами плечи, на которых лиловым пятном темнел овальный след от укуса и подсыхали короткие царапины, оставшиеся после ночной борьбы.

Перевела взгляд на свой, полуприкрытый чужой рукой, верх с голой белой грудью и беззащитно открытые розовые соски. Почувствовала себя полностью нагой, отчаянно хотелось прикрыться.

Щёки заполыхали… Жалобно сморщилась. Зажмурилась…

Было очень стыдно. Обжигающе, разрушительно стыдно. Хотелось спрятаться, исчезнуть и вытравить из мозга эту позорную картинку.

Судорожно всхлипнув, прислушалась к ровному, глубокому дыханию мужчины. Придержала выдохи и вдохи, с замирающим сердцем, плавно заскользила к краю постели, высвобождая себя из-под груза большого тела.

Потянулась к футболке. Давид, всё так же ровно и глубоко дыша, с закрытыми глазами, цепко сжал пальцы и крепко прижал к себе.

Он не спал!

Лера коротко охнула, шумно втянула глоток воздуха и притихла. Уткнулась носом в его пульсирующую шею. Испуганно, вполсилы задышала полуоткрытым ртом.

По максиму выгнула лопатки, чтоб не поднималась грудная клетка и не прикасалась к коже Давида двумя бесстыдно торчащими острыми вершинками.

Мужчина открыл тёмные глаза, хмуро рассмотрел её обиженное и смущённое лицо. Глубоко, с раздражённым рыком вздохнул.

И хлестнул вздрогнувшую девушку злым обвинением:

— Я думал, что ты по-настоящему любишь меня.

Лера, с трудом сдерживая горькие слёзы, голосом, сдавленным от возникшего в горле спазма, выдавила:

— Я тоже верила, что Вы любите меня!

Несколько секунд оба в упор, молча смотрели друг на друга.

Девушка глазами полными дрожащих слёз, кусая предательски трясущиеся губы.

Мужчина задумчивым изучающим взглядом.

Сдув выкатившуюся на ресницы непослушную капельку, тоскливо прошептала:

— Я не настолько наивна, Давид. Обещания — это пустые однодневные слова. Я понимаю… знаю… что обманываете. Вы — женатый человек, — и замолчала, жадно, с надеждой ожидая ответа.