— А это пока и не плохо, и не хорошо, — ответил он на мой вопрос, останавливаясь посреди комнаты. Его голос диссонировал со всем остальным обликом — он был звучный, низкий. Таким хоть войну объявляй по громкоговорителю. — Все зависит от вас.

Он повернулся к Киру.

— Будьте любезны проследовать за мной. А вы, господин Даниил из «Парящего Грифа», останетесь здесь — с вами хотела побеседовать госпожа Загорская лично.

Кир приподнял бровь.

— А если я скажу, что мне и здесь хорошо? В конце концов, нас взяли в одном месте, так почему бы нам обоим одновременно не побеседовать с госпожой Загорской?

Человечек кивнул.

— Да, я понимаю ваше желание не расставаться с другом в такой... щекотливой ситуации, однако же беседовать вам придется со мной, и наедине. И было бы прекрасно, если бы вы покинули комнату самостоятельно, в противном случае господа конвоиры могут вам нечаянно что-нибудь сломать при переводе из одного помещения в другое, — сказал он, вперившись в Кира своими маленькими круглыми глазками.

Тот промолчал. Поиграв желваками, нехотя двинулся к выходу.

Я вздохнул.

Что же, все логично. Они будут задавать похожие вопросы, а потом начнут сопоставлять наши истории — обычное дело для детективных сериалов.

Когда помощник синеглазой Стефании вместе с Киром вышли, стражник запер за ними дверь.

И я остался один.

Сразу захотелось курить, но мои руки были по-прежнему связаны за спиной, а портсигар с папиросами лежал в кармане штанов.

Эх, тоска.

Значит, мне предстоит пережить допрос в исполнении самой Стефании. Вроде ничего особо страшного, если бы не одна деталь.

Когда проводился ритуал переноса свежей крови из моего бывшего мира в нынешний, она была там. И видела мой позор. Если Стефания помнит об этом, то, взглянув на меня сейчас, у нее может возникнуть множество логичных вопросов, на которые мне будет сложно ответить.

С другой стороны, нас там было много, и видела она меня только издалека...

В любом случае, стоило прикинуть разные варианты и хорошенько подумать, что отвечать. Потому что лгать ей в глаза у меня вряд ли получится — такие люди обычно нутром чуют вранье. Но если смешать правду с недоговоренностью и крупицами вымысла — тогда получится хороший и реалистичный замес. У такого и сторонних подтверждений отыщется сотня.

Мысленно покрутив разговор и так, и эдак, я понял, что курить хочется уже неудержимо.

Я поднялся, постарался максимально сдвинуть руки вбок, чтобы дотянуться до кармана, и это мне удалось. Вот только карман был слишком глубоким, чтобы я смог достать папиросы. Но я не унывал — приподнявшись высоко на цыпочки, я прижался бедром к краю стола и таким образом приподнял содержимое кармана повыше. И смог выцарапать портсигар из кармана на стол.

Повернувшись спиной, я обеими связанными руками нащупал крышку и открыл ее. Вынул папиросу и аккуратно положил на край стола. Довольный своей сообразительностью, я опять развернулся к столу лицом, наклонился и подхватил папироску зубами.

Гордо прошествовал к канделябру, я прикурил от свечи и с наслаждением затянулся сладковато-горьким дымом.

Ух, как же хорошо!

Попыхивая папиросой, я от нечего делать прошелся по комнате. Заглянул в окно, откуда виднелась главная площадь и неровный рисунок разбегавшихся в стороны улиц. Потом приблизился к стене с картинками...

Внезапно часть этой самой стены с характерным звуком трения кирпич о кирпич выдвинулась вперед и отодвинулась в сторону, открывая проход в еще одну комнату — просторную и ярко освещенную. А у прохода стояла сама Стефания — в строгом темно-синем костюме с блестящими пуговицами, вся такая собранная и серьезная.

Она озадаченно посмотрела на курево у меня во рту. Но ничего по этому поводу не сказала.

— Здравствуйте, Даниил, — Ее слова звенели, как падающие льдинки. — Меня зовут Стефания Загорская. Я — официальный представитель министерства...

— Я знаю, кто вы, — сказал я, перекладывая языком папиросу в уголок рта.

Она вздернула тонкие брови.

— Вот как. Что ж, это хорошо. Проходите, присаживайтесь. У меня к вам масса вопросов, — холодно заявила она, жестом указывая на кресло перед массивным письменным столом, за которым, по всей видимости, собиралась расположиться сама.

В этот момент она чуть повернула голову, и на безукоризненной белой щеке я заметил стыдливо припудренный, примятый розовый след. Как если бы строгая госпожа неловко уснула, подложив руку под голову, и на лице отпечатался рельеф складки или выразительного крупного шва.

Какая милая, выразительная деталь!

И каким бы холодным тоном эта женщина не разговаривала теперь со мной, я видел в ней не снежную королеву или непреклонного робота, а теплую живую девушку. Просто при исполнении.