Лешка не сразу понял, что его везут в морг. А когда сообразил, отметил, что процедура эта становится для него привычной. Сначала отец, потом Волоха. Кто следующий?

Волоху он узнал, хотя и не без труда. Его лицо, как и лицо отца, почернело и распухло. С одной стороны оно было вдавлено, словно по нему проехал грузовик. В виске зияла аккуратная круглая дырочка. Санитар собирался совсем откинуть покрывавшую тело простыню, но патологоанатом придержал его за руку.

— Дальше парню лучше не смотреть. Там все словно через мясорубку прокручено. Для опознания этого достаточно. Слушай, — обратился он к Лешке, — а твой друг всегда за щекой лезвие таскал?

— Два, — ответил Лешка. — Два лезвия.

— Мы только одно нашли, другое он наверно проглотил, — ухмыльнулся санитар. — С тебя полсотни.

Он наклонился к Лешке и протянул ему что-то мелкое, завернутое в обрывок газеты.

— Что это? — на понял лешка.

— Я слышал, убитый вором был, — сказал санитар шепотом. — Это обмылок, которым я его обмывал. Удачу приносит, с ним никогда менты не заметут.

Лешка заплатил деньги, забрал обмылок, потом подписал протокол опознания и вышел на улицу. Голова у него шла кругом. Он не помнил как вернулся домой. Вечером позвонил Колька Писарь и сказал, что зайдет за чемоданом.

Лешка залез в тайник, извлек оттуда общак и вдруг увидел коробку, которой раньше здесь не было. Он открыл ее. Внутри лежал Волохин алюминиевый крестик, деньги, что-то около пятидесяти тысяч рублей, и странный завернутый в газету предмет. Лешка развернул его. Он узнал его сразу. Это был наградной крест Гитлера, украшенный в центре кровавым алмазом.

Он набрал телефон Нади Павловой, но у нее никто не подходил. В коробке лежала еще одна записка от Призрака: "Теперь, Лях, это все твое. Волоха".

Коробку с волохиным наследством Лешка оставил себе, а чемодан с общаком той же ночью передал Писарю и рассказал ему все, что знал о смерти наставника. Тот ответил, что похороны Призрака он организует сам и посоветовал залечь на дно.

Лешка не ожидал, что на похороны Волохи на Ваганьковское кладбище соберется так много народа. В основном это были люди с грубыми, покрытыми явно не курортным загаром, лицами. Лешка не лез вперед, держался с краю и ушел как только гроб опустили в могилу. У выхода с кладбища он неожиданно столкнулся с Надей. Глаза у нее были воспалены, голова покрыта черным платком.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Лешка. — Я звонил тебе, но никто не брал трубку.

— Мы папу хоронили. Его убили. Чем-то острым в голову ударили, — ответила Надя. — Мы сейчас живем на даче. А в квартире милиция работает.

— Вашу квартиру обокрали?

— Откуда ты знаешь?

— Я сейчас похоронил друга, — сказал он. — Его тоже убили, причем очень похожим способом. Чем-то острым в голову ударили. Ты не знаешь, кто мог убить твоего отца?

— Как кто? — удивилась Надя. — Грабители, конечно. Недавно неизвестный человек позвонил папе и предупредил, что скоро нас придут грабить. Папа отправил нас с мамой на дачу. Он позвонил одному знакомому. Помнишь Седого? Он сейчас в КГБ работает. Но его не было на месте. Мы с мамой провели выходные на даче и утром вернулись. Папа был убит, двери взломаны, а в квартире все перевернуто вверх дном. Унесли разные вещи, всю коллекцию, которая от деда осталась. Но следователь сказал, что у них уже есть версия и скоро похищенное найдут.

Лешка остановился.

— Ничего они не найдут. Но я тебе обещаю, что убийцу твоего отца отыщу и сам с ним разберусь.

Надя покачала головой.

— Зачем тебе это?

— Потому что моего друга убил тоже он. Печенкой чую. Иди, тебя ждут.

На этом они расстались.

А вечером следующего дня в Лешкину квартиру завился наряд милиции во главе со старым знакомым, тощим следователем. Пока одни милиционеры неторопливо обыскивали Лешку в коридоре, другие сноровисто рассовали по комнате несколько принесенных с собой предметов.

К тому моменту, когда участковый привел понятых, все было готово. На глазах изумленных соседей из серванта были извлечены две небольшие картины голландского художника семнадцатого века де Влигера и той же эпохи кувшин, сделанный из раковин моллюсков-наутилусов, в серебряной оправе. Те самые вещи, что были похищены из квартиры генерала Павлова.

— А ведь тебе по-хорошему сознаться предлагали, — укоризненно заметил следователь. — Ну что, теперь-то будешь писать чистосердечное признание?

Чистосердечное признание Лешка писать не стал. Он хорошо помнил наказ Призрака — ни в чем не сознаваться. Его продержали три дня в камере при отделении милиции. На четвертый день его отвели к следователю.

В кабинете кроме него и оперов находилась Надя. Следователь выгдяжел злым и обескураженным одновременно.

— Почему же вы, гражданин Воронцов, сразу не сказали, что найденные у вас при обыске предметы антиквариата были не украдены вами, а переданы вам на хранение гражданкой Павловой? — желчно спросил он.