Она долго сидела в машине — абсолютно бездумно. Ни о чем не думала. Но почему-то перед глазами то и дело возникало лицо Ромки с обаятельной улыбкой на красивых губах. И как он смотрел на это изделие инкубаторское. Внимательно, ласково, с улыбкой.

Марфа резко тряхнула головой — и в это время завибрировал телефон в кармане пиджака.

А вот и наш ласковый улыбчивый.

— Да? — с резким тоном она ничего не стала делать.

— Здравствуй, Марфа, — по его голосу ни за что не догадаешься, что он минут двадцать назад облизывался на девку с силиконовыми губами. — Мне нужно тебя видеть. Есть новости, и есть вопросы. К шести удобно будет?

Марфе очень хотелось ответить: «Можем прямо сейчас пересечься. Я недалеко от тебя. Чего время терять?». И послушать, что он на это скажет. А еще лучше — надо было подойти, там, в ресторане. И посмотреть на его реакцию.

Глупость. Какой детский сад. Это она — инфантильная малолетка. И к тому же, у него может не быть с собой каких-нибудь очередных документов, которые необходимо подписать. Марфа отвела от лица телефон, выдохнула. И вернула на место.

— Вполне.

— Отлично. Тогда я к шести приеду.

Марфа отбросила телефон на переднее пассажирское. Нет, сначала надо доехать до дома, принять душ, а потом уж думать… Думать, что сказать Роме. И стоит ли ему что-то говорить.

Мягко заурчал двигатель. А Марфа вдруг ощутила, как под горло внезапно подкатывает тошнота. Она опустила стекло, но там пахло сыростью с реки вперемежку с выхлопными газами, и пришлось снова поднимать стекло. Марфа вытащила бумажный платочек и подышала в него, старательно делая акценты на вдохе и выдохе. Полегчало.

В компанию к телефону на переднее пассажирское сиденье полетел скомканный бумажный носовой платок.

Нет, Марфе категорически противопоказано врать. Точно нельзя. Как тогда с головной болью, так и сегодня. Сказала, что ее тошнит — и вот вам пожалуйста.

Значит, придется сказать Роме. Нельзя и невозможно ему соврать. Несмотря на его улыбки изделию пластической хирургии. Снова подкатила тошнота, в этот раз легкая и быстро прошедшая.

Черт, Ракитянский, вот как ты это делаешь?!

Марфа сняла ногу с педали тормоза.

Неделя. Осталась неделя — и все. Он получит документы о разводе Марфы. И больше играть в благородство и безучастного высокопрофессионального господина адвоката не будет.

Хватит! Времени прошло достаточно. И через неделю ты, Мрыся, будешь официально свободной от статуса «жена». И мы поговорим. И не только поговорим. Даже если ты этого не хочешь.

Может, ты не хочешь и не готова. Я вот только ждать больше могу. Плохо мне, понимаешь? Без тебя плохо.

Мы же не сможем вычеркнуть то, что произошло. Сделать вид, что этого не было. И ради чего?! Клаус Штибер этого не стоит, поверь мне. Я теперь его знаю лучше, чем ты. Он и мизинца твоего не стоил. И через неделю будет тебе уже никто.

Мы все обнулим, Мрыся. Мы выйдем на исходную позицию. Поговорим. И начнем нашу с тобой историю. Только нашу с тобой. Одну на двоих.

Иначе быть не может.

Душ не особо помог. Тошнота несколько раз подступала — и отступала. Промокая влажное тело полотенцем, Марфа вдруг запоздало сообразила, что это, возможно, токсикоз. При беременности бывает. Хотя, кажется, токсикоз — явление утреннее. Надо будет почитать в интернете. А еще лучше — спросить у мамы. Мама точно все про это знает. Правда, прежде чем сообщать родителям о своей беременности, надо все-таки поговорить с Ромой. Только вот что и как ему говорить, Марфа так и не придумала.

Она оделась, налила себе в кружку заваренный перед походом в душ чай, и устроилась на диване. Через час приедет Рома. И надо придумать, как себе вести. Что делать. И что сказать.

Нельзя промолчать. Какой бы ни была ее первая реакция при виде Ромы с его очередной пассией — не сказать ему нельзя. Да и не удастся это сохранить в тайне — учитывая, как плотно общаются их семьи.

Значит, надо сказать. Марфа завозилась, устраиваясь удобнее, отхлебнула чаю. Травяной сбор должен унять тошноту. Но пока не помогал. Особенно если вспомнить эту… сегодняшнюю. И как Ромка улыбался ей.

Он и Марфе точно так же улыбался. И смеялся, рассказывая что-то веселое. Марфа вспомнила время, проведенное с ним Мюнхене, их прогулки. И как она вот так же завороженно слушала его и любовалась. И улыбалась ему в ответ.

Так же, как это силиконовое изделие. Сколько у тебя их, Рома?

Да сколько бы ни было. Между Марфой и ними есть одна существенная разница. И не в отсутствии силикона в теле дело. А в присутствии теперь в теле Марфы чего-то другого. Потому что в Мюнхене одними улыбками и разговорами дело не обошлось. Впрочем, эта губастая тоже одними улыбками явно не удовлетворяется.