Я ухмыльнулся в платок. Вспомнил, как в начале девяностых, вместе с тогдашней подружкой и её приятелями диггерами спускался в старую шахту. И как вернулся из того путешествия с сантиметровым слоем грязи на коже и одежде, пропахший нечистотами и дымом… с вывихнутой ключицей. Сомневаюсь, что ради прекрасных глаз и длинных стройных ног когда-либо пускался на большее безумство. Тот поход под землю не излечил мою фобию, как я в тайне надеялся — лишь усугубил её и поставил крест на моих отношениях с девчонкой-диггершей.

Взглядом отыскал на стене выключатель. Шагнул к нему, коснулся грязной кнопки рукой. Помещение погреба вмиг перестало казаться пугающим и наполненным загадками, когда справа от меня под потолком вспыхнул свет. Грозные великаны превратились в стеллажи. Высокие сталагмиты — в стопки деревянных ящиков с овощами. Хитросплетения паутины оказались грязными разводами на стенах. А гигантские крысы стали обычными раздутыми от содержимого холщовыми мешками.

«И никаких человечески тел, висящих на вбитых в стену металлических крюках».

Я закусил губу — всегда так поступал, когда понимал, что допустил ошибку. Рассматривал валявшиеся на полу подгнившие яблоки. Пытался сообразить: обрадовался тому, что не нашёл в подвале труппы и гирлянды из человеческих костей или огорчился этому факту. Подумал, что напрасно сломал замок. Что если ещё и в огороде ничего не отрою… А может, и вся эта возня с охотой на Каннибала — пустая затея? Может, и нет никаких костей? И вся та история о Зареченском каннибале — выдумка охочих до сенсаций журналистов?

Вздрогнул. Потому что снова услышал звон. Звук раздался не наверху, во дворе — здесь, в подвале, за рядами стеллажей и грудой мешков. Или среди ящиков? Я присмотрелся. Но не увидел ни на полу, ни на полках никакого движения. Если и пробежала крыса, то я её не заметил. Носком туфли отбросил с дороги яблоко, прошёл к шкафам — обогнул мешки и ящики. Увидел между стеллажами пустое пространство — будто дверной проём. Я сжал в руке кастет, шагнул в этот проём, всматриваясь в царивший за стеллажами полумрак.

Первым делом я увидел на стене почти у самого пола широкую длинную полку, покрытую светлой тканью. Не заставленную ящиками, банками, бочками или вёдрами — пустую… если не считать стоявшего на ней в самом углу мешка. Жёлтый свет лампы в этот закуток почти не проникал. А моя фигура почти полностью перекрывала доступ тому, что добирался сюда через проход между шкафами. Я сделал маленький шажок вперёд, вглядываясь себе под ноги. Различил на полу очертания то ли корзины, то ли таза…

Звякнула цепь. Рядом со мной.

Я поднял голову, взглянул на источник звука — на тот самый мешок, что стоял на краю полки.

— Не надо, — плаксивым женским голосом произнёс мешок. — Пожалуйста, не надо!

— Твою ж!.. — выдохнул я в прижатый к лицу платок.

Отшатнулся — врезался в угол стеллажа плечом. Моего веса не хватило, чтобы опрокинуть шкаф. Но с полок что-то свалилось на пол: судя по глухим звукам, посыпались не стеклянные банки (овощи?). Мне на голову упал клок смешанной с пылью паутины. Я стряхнул его с волос платком — впустил в лёгкие запах фекалий, гнили и немытого человеческого тела. Выругался красочно, но беззвучно: чтобы не испугать обитательницу погреба.

— Не надо! — повторила та, кого я поначалу принял за мешок.

«Давно я так не пугался», — промелькнула в голове мысль.

Смотрел на… похожее на мешок тёмное нечто. Попытался выровнять дыхание, успокоить сердцебиение (истерично заметавшееся в груди сердце едва не пробило себе путь наружу). «Вот и напомнила о себе боязнь подземелий и замкнутых пространств. Не оставила меня в покое даже в новом теле», — подумал я. И удивился собственным неуместным мыслям.

Опустил взметнувшийся для упреждающего удара кулак со свинцовым кастетом на костяшках пальцев (моя обычная реакция на неожиданности). Шагнул в комнатушку за шкафами. Но не к «мешку» — в противоположную сторную. Освободил проход, через который в маленькую комнатку (не с полкой на стене, а с узкой деревянной кроватью) ворвался тусклый желтоватый свет.

— Твою ж… — повторил я.

Потому что разглядел свою находку — укутанную в покрывало (или одеяло?) женщину.

Та сидела на узкой койке, жалась в угол. Обнимала руками прижатые к груди ноги. И следила за мной из-под копны тёмных давно нечёсаных волос. Губы женщины тряслись (заметил на них пятна ран). Блестящие глаза пугливо смотрели поверх голых коленок. Но не мне в лицо, а чуть выше — туда, где на будёновке красовалась красная пятиконечная звезда.

— Ты кто? — спросил я.

Женщина не ответила. Закрыла лицо руками. Содрогнулась всем телом. Заскулила, зазвенела звеньями свисавшей с её горла цепочки (копии той цепи, что я видел наверху, на собаке). Увидел на шее обитательницы подвала тёмную полосу, похожую на ошейник. Цепь соединяла эту полоску с вбитой в стену примерно на уровне моих колен толстой металлической скобой.