Шрифт:
За неделю до выписки в палату ввалился пьяный Клиф.
— Ну как, Джонни? — спросил он, плюхнувшись на койку Гранта. — Надумал ты наконец переписать свой отчет? А то не знаю, как тебя, а нас собираются забросить вертолетами на оборону форпоста в самое пекло, в самое сердце вьетконговской территории. Это все из-за тебя, Джонни! Так и знай!
Грант не знал, как ему поступить. Мучительно искал выхода и не находил его. Теперь он внутренне соглашался с матерью и Шарлин. Не ту дорогу выбрал он в жизни. Будь он унтер-офицером, он отслужил бы свой срок, а потом, подобно Дункану, посвятил бы себя борьбе против грязной войны, против военщины…
Дональд Дункан… Грант все чаще думал о нем в эти дни первого настоящего морального кризиса в своей жизни. Дункан, «герой» вьетнамской войны, мастер-сержант «зеленых беретов», сражался восемнадцать долгих месяцев в самых гиблых местах Южного Вьетнама, тридцать два раза прыгал или высаживался в тыл Вьетконга, Дункан — кавалер «Бронзовой звезды» и других орденов. Перед самой демобилизацией командование представило его к «Серебряной звезде» и «Легиону заслуги», но теперь ему не видать этих орденов, потому что, демобилизовавшись, он стал выступать против «самой грязной и непопулярной войны Америки», сделался военным редактором «Рэмпартс», этого журнала воинствующих «голубей», пишет книгу, разоблачающую индокитайскую авантюру Пентагона.
«В конце концов, я решил, что все сплошная ложь. Мы не защищаем свободу в Южном Вьетнаме. Там нет никакой свободы, — смело заявил Дункан. — Мне пришлось прожить тридцать пять лет, провести десять лет в армии и прожить восемнадцать месяцев в личном соприкосновении с идиотизмом этой войны, чтобы понять это».
Так поступил бывший мастер-сержант Дункан. А подполковник Вэн не стал ждать демобилизации, не побоялся расстаться с погонами…
Как же поступит он, капитан Джон Улисс Грант-младший?
Бреясь электробритвой, он внимательно рассматривал себя в зеркале. На висках, когда он смыл краску, оказалась седина. У рта проступили новые морщины — отпечаток горечи, растерянности и страха. Лицо человека, побывавшего на том свете. На что способен человек с таким лицом? Неужели на повторение пройденного?
Он попытался посмотреть на себя со стороны. Джон Грант: наполовину жертва, наполовину палач; сын и пасынок Америки; ее цвет и ее позор; убийца поневоле, с несмываемой грязью на руках. Джон Грант: заложник своего времени; робот, бунтующий на коленях; трус, окатывающий сам себя кипятком презрения. Джон Грант: жалкая щепка, попавшая в сточную трубу века.
Когда же, Джон Грант, перейдешь ты от самобичевания к решительной борьбе? «Завтра, завтра, не сегодня»?! А душа уже тронута тленом, уже руки в крови, подточена воля, замарана совесть…
Возьмись за ум, капитан Грант! Ведь ты можешь сказать куда больше, чем мастер-сержант Дункан! Что тебе мешает?! Закон 1940 года о военной службе? Закон, который предусматривает наказание за отказ от службы в армии? Но ведь вся ирония в том, что этот закон был направлен против нацистских агентов-пропагандистов, стремившихся помешать участию Америки в войне против Гитлера!
Между тем резко отрицательное отношение командования и руководства «фирмы» к отчету капитана Гранта и к самому автору несколько изменилось в силу новых неожиданных обстоятельств: неизменно не везло сводным отрядам «беретов», зеленых и красных, в тылу Вьетконга: одна за другой замолкали их рации в горах и джунглях. Начальство отказалось от мысли засадить капитана в военную тюрьму. Но начальство никогда не прощает свои ошибки подчиненным: строптивый капитан, предсказавший крах операции «Падающий дождь», получил командировочное предписание даже не в отдаленный форпост в зоне «Ц», у границы с Камбоджей, густо окруженный со всех сторон вьетконговцами, а в только что сформированную из «красных беретов» команду «черных пижам».
Гранту предстояло стать советником этой секретной команды, состоящей из бывших уголовников, мобилизованных в тюрьмах Сайгона. Маскируясь под вьетконговцев, эти бандиты были одеты в «черные пижамы» и резиновые сандалии и вооружены оружием коммунистических стран. В связи с явно назревавшим новым наступлением Вьетконга на Тайнинь «черные пижамы» готовились к десантированию в джунгли, кишевшие партизанами. Они должны были вести разведку в оперативном тылу вьетконговских батальонов.
В припадке бессильной ярости Грант скомкал и разорвал официальное письмо штаба, извещавшее его о новом назначении. Он выскочил из палатки, гневно сжимая кулаки. О, если бы ему попался сейчас полковник Фолькстаад! Это, конечно, его штучки! Низкая, подлая месть! Этот мерзавец во второй раз посылал его на гибель, решил, видно, отделаться от него, а он, Грант, и пикнуть не сможет, пойдет, как баран на бойню, потому что за Фолькстаадом стоит вся махина вооруженных сил, почти три с половиной миллиона солдат, слепо и безоговорочно подчиняющихся фолькстаадам.
Долго, часа два, ходил Грант по пляжу под пальмами, пытаясь найти выход из безвыходного положения. Ярость прошла. На смену грозным планам расправы с Фолькстаадом пришла полная безнадежность. Где-то на задворках сознания мрачной тенью мелькнула мысль о самоубийстве…
Сменив госпитальную пижаму на легкую тропическую форму, капитан Грант явился за назначением в местный штаб специальных войск армии США. Когда-то в этом здании из белого бетона помещался штаб командующего специальными войсками армии США во Вьетнаме, но в 1964 году командующий переехал со штабом 5-й группы специальных войск в Сайгон. Это было в те первые годы после скандала в заливе Свиней, когда ЦРУ приходилось во многом уступать Пентагону, вечно стремившемуся к монопольному контролю над «зелеными беретами».