— Так если нужно, я еще могу что-то спросить, — обескураженно произнес рабочий.

— Так спрашивай. У нас есть полчаса. После чего я поеду. Дела.

И Семен Иванов… растерялся.

Выпало у него все из головы. В том числе и наболевшие вопросы. Все. Только дурь всякая в голове и осталась да на язык просилась.

Так и проболтали о пустом.

После чего Фрунзе попрощался и удалился.

— Михаил Васильевич, быстро вы, — произнес начальник охраны, когда генсек вышел из подъезда.

— Скучно, — тяжело вздохнув, ответил он. — Не разговор, а переливание с пустого в порожнее. Совсем он растерялся. Совсем оказался не готов.

— Но вы сами же и говорили, что будет так.

— Говорил. Но надеялся, что какие-нибудь интересные мысли или замечания примечу. Видно не с каждым такое пройдет. Ему остроты взгляда не хватает. Живет как в тумане. Внезапно оказалось, что, работая руками, он даже не пытался думать. Наверное, к таким и заезжать не стоит. Хотя… не знаю, нужно подумать.

— Сожалеете, что приехали?

— О нет… нет… он ведь теперь болтать начнет. Рассказывать, что к нему лично Фрунзе приезжал. Спрашивал о том, как живет, как поручение его выполнили.

— Так не поверят же.

— Не поверят. Но болтать все одно будут. Такие слухи очень полезны. Особенно сейчас, когда враг предпринимает решительные усилия по дестабилизации тыла. Слышал же, что я де, в бункере сижу и носа не высовываю из него?

— Как не слышать?

— Вот. С этим нужно бороться. А как бороться? Запрещать такое говорить? Ну это же смешно. Нужно замещать другими слухами. Более интересными и живыми. Так что поехали дальше. Кто у нас следующий?

Начальник охраны что-то ответил, подсмотрев в блокнот. Но генсек замер, словно громом пораженный. Он вспомнил слова жены. Он ведь опять занимался не чем иным, как укреплением культам своей личности. На уже новом принципе. С таким подходом не удивительно, что…

— Слушай, — произнес Михаил Васильевич, перебивая начальника охраны. — Мне тут шепнули крамольную мысль, будто меня царем кличут за глаза.

— Императором, — поправил его собеседник.

— И часто?

— Бывает. Сам слышал и ни раз. В магазинах иной довольно оживленные разговоры. А что?

— Да нет… ничего. Поехали… — ответил Фрунзе и погрузившись в машину замолчал. Ему было над чем подумать…

Следующим объектом был прораб, что работал на возведении нового жилого дома эконом-класса. И Михаил Васильевич планировал послушать о том, как ведутся работы на этом уровне осознания. Заодно навестить случайного знакомого, с которым в рюмочной познакомился при обстоятельствах схожих с этим Семеном.

В сегменте эконом-жилья строили пока блочные дома. На панельные дома еще, к сожалению, а может и к счастью пока не перешли. Тут как посмотреть. Хорошие многослойные панели делать пока не научились. А плохие годились для жилищного строительства также как собачья будка из-за крайне низких эксплуатационных качеств. Да и парк тяжелых грузовиков, без которых массово с панельками не развернуться, оставлял желать лучшего. Не все такие авто шли в армию. Уже не все. Но пока их все одно — не хватало. Нарасхват они были. В драку. Так что — первое поколение массовой экономичной застройки только набирало свои обороты. И до второго было не так чтобы и близко. Лет пять, не меньше…

После прораба Фрунзе ждала балерина. Но не для тех целей, о которых истинные гусары могли бы подумать. А для разговора об искусстве. И так до самого вечера. Часа-полтора. Следующий…

День визитов.

День наблюдений.

День пиара.

Главное в этот день было опережать слухи и не повторяться. Чтобы враги, у которых без сомнения в столице все еще оставались и наблюдатели, и исполнители, не успели отреагировать. Слухи же… Фрунзе был уверен — этот Семен не далее, чем через час разболтает кому-то о визите самого генсека. Его высмеют. И так пойдет-поедет. А где-то дня через два-три слухи, пущенные разными людьми, начнут пересекаться. И без всякого сомнения трансформируются. Смех уйдет, сменившись оживлением. И ожиданием.

А уж как возбудятся всякого рода чиновники, осознав, что напрямую на самый верх может уйти информация. Мимо них. В обход. В том числе и та, которую они хотели бы… утаить что ли или умолчать. Что также добавить живости моменту. Бодрости.

И Артузов очень рассчитывал, что это позволит вынудить вражескую агентуру шевелиться и суетиться. Чтобы во время следующей волны визитов, ликвидировать генсека. А то она после тех взрывов бензовозов как-то затихла. Так что эти визиты убивали разом целую толпу зайцев. В лучших традициях барона Мюнхгаузена. Хотя нет. Он там шомполом уток бил. Или что-то в этом духе…

1931, июль, 1-10. Москва

— Встать! Суд идет! — громко рявкнул чей-то голос и Лев Давыдович поднялся со своей лавки.

Расследование наконец подошло к концу и удалось сформировать одно большой дело, объединив в него целую плеяду малых. Где-то может быть и надумано, но во всяком случае — не голословно…

Начался большой процесс.

Грандиозный просто.

Который проводился открыто и публично. В том числе и потому, что он рассматривался как важный пиар-шаг на международной арене. Направленный на дискредитацию врагов Союза…