– Нам сюда! – Данька показал на проявившийся боковой съезд.

Над ними зажглось яркое солнце, под колёса покатилась трава. Васька нажала на тормоз и встала, слегка проскользив задним колесом по влажной зелени.

– Смотри, какие цветы! – сказал Даниил, обведя вокруг широким жестом руки.

Цветы действительно были замечательные. Огромные, размером с два кулака соцветия поразительно сочных оттенков. Синие, лиловые, багровые, пурпурные и оранжевые, они росли неровно разбросанными островками посреди поля невысокой травы, раскинувшегося до горизонта. Как будто их высыпали пригоршнями разноцветного бисера на зелёное одеяло.

– Красиво, да? – спросил парень. – Ты же любишь цветы?

– Это красиво, – мрачно вздохнула Василиса. – И я люблю цветы. Но пожалуйста, немедленно отведи меня обратно.

– Что-то не так?

– Всё не так.

– Я не понимаю, правда… Я хотел сделать тебе приятное!

– Послушай, Дань. Я думаю, ты, правда, хотел как лучше. Но ты так ничего и не понял. Ты снова решил за меня. Ты не спросил, хочу ли я оказаться в другом мире, в полной зависимости от спутника, без которого мне не выбраться. В мир, который, я уверена, погиб, и в котором мне не выжить. Фактически, я сейчас твоя заложница. Почему ты думаешь, что это должно быть приятно?

– Я не…

– Да, ты ничего такого не имел в виду. Надеюсь. Но ты снова распорядился мной. Из самых лучших, разумеется, соображений, – отмахнулась она от раскрывшего рот для возражений парня. – Но это неважно. Потому что я не шмурзик, которого можно взять на колени и погладить. Мне не надо делать хорошо без моего согласия. Теперь ты отвезёшь меня назад, или оставишь на этом чёртовом кладбище?

– Отвезу, – мрачно сказал Данька, – держись рядом…

***

– Поругались? – проницательно спросила мама за ужином.

– Так заметно?

– У тебя очень выразительное лицо.

– Не то чтобы поругались… Просто неправильно всё как-то.

– Хочешь рассказать?

– Нет, наверное. Не хочу.

– Знаешь, Вась, люди только с виду живут в общем мире. На самом деле – каждый в своём, и пересекаются они только частично. Поэтому чаще всего окружающие ведут себя не так, как мы ожидаем, потому что видят не то же самое, что видим мы. Даже если они рядом.

– И что с этим делать?

– Учитывать.

– Ну спасибо, мам! Это очень мне помогло! – фыркнула недовольно Василиса.

– Иногда то, что воспринимается как обида, является просто непониманием.

– Можно подумать, это что-то меняет!

– Иногда меняет. Иногда – нет. Это не тот опыт, который можно передать, придётся наступить на все грабли самой.

– Отличное материнское напутствие. Но я лучше не пойду туда, где эти грабли валяются.

– Поспорим?

– Нет! Ни за что! Я в каюту. Наслаждаться заниженной самооценкой, обвинять во всём себя и размышлять о своей невдалости. Лучше бы провода весь день тянула, там хотя бы схема есть…

В каюте Васька завалилась на кровать, которую так и не заправила с утра. Прямо в одежде, разве что ноги в ботинках свесила. Уставилась в потолок и задумалась, что очень глупо, что к людям нет схем. Все отношения – как провода наугад соединять.

Она тут же представила себе два толстых жгута, в каждом по два десятка разноцветных проводов, ни один не промаркирован, а цвета не совпадают. А ей надо соединить их так, чтобы все сигналы прошли. И даже тестера нет. Она так глубоко задумалась над этой задачей, что задремала, и проснулась только когда на стене хрюкнул свежеустановленный селектор.

– Механик, ответь рубке.

– Механик на месте, пап.

– Василь Иваныч, к тебе гости.

– Пусть проваливает. Не хочу его видеть.

– Вась, я целиком за, – ответил удивлённо капитан. – Но это не он, а она. Какая-то девчонка пришла.

– Пусть проходит.

– Вау, а я думала у меня в комнате бардак! – сказала Ирка, с интересом оглядевшись.

– Мне не стыдно. Я подросток, – мрачно ответила Василиса. – Мне положено жить в мусорке, ругаться с родителями и предаваться меланхолии. Но с моими родителями не особо поругаешься, на меланхолию нет времени, остаётся только не убирать в комнате.

– А что не так с родителями? – заинтересовалась Ирка.

– Они слишком понимающие. Мне не на кого орать: «Отстаньте, вы ничего не понимаете!» Потому что они всё понимают.

– Но это же хорошо?

– С одной стороны да, с другой – некого обвинить в своих проблемах. Это страшно снижает самооценку.

– А мои родители меня бросили, когда я стала корректором. Сдали Конторе и забыли. Ну, или не забыли, не проверяла. Не хочу знать.

– Тоже паршиво, – загрустила Василиса, – жизнь – говно…