Арафинвэ улыбнулся. Действительно — что? Какой прок от его народа на войне с Морготом? Однако, он сказал, что пойдет, значит, должен идти. Необходимо отыскать Финдарато и поговорить с ним со всей серьёзностью. Хватит вести разгульную жизнь! Игры закончились.

Закончились?..

***

Утонувший во мраке высокий берег теперь казался неприступной скалой, река почернела, привыкшие к свету листья свернулись в трубочки, цветы осыпались.

Ноги утопали в мокром прибрежном песке, промокали, холод пробирался под одежду, сковывал сердце.

И не было ничего. Тьма и пустота, почти как в давнем кошмарном видении.

Тяжело опустившись прямо на мокрый песок и обхватив голову руками, Финдарато чуть слышно запел, изливая душу в трагичной мелодии, которую точно нельзя петь при подданных — падут духом.

Над болотом туман,

Волчий вой заметает следы.

Я бы думал, что пьян,

Так испил лишь студёной воды

Из кувшина, что ты мне подала,

Провожая в дорогу,

Из которой я никогда не вернусь.

Жди-не жди, никогда не вернусь…

Больше не было сил изображать из себя беспечного храбреца, но Финдарато хотел, чтобы никто и никогда не видел его в мгновения слабости. Ведь Макалаурэ и Нельо всегда кажутся сильными, хоть этого и не может быть. Просто они умеют сдерживаться при других, и давать волю чувствам потом. Наедине с собой. Это качество восхищало Финдарато. Он тоже хотел быть таким.

…И не сомкнуть

Кольцо седых холмов,

И узок путь

По лезвию дождя,

И не ищи, ты не найдёшь следов,

Что Воин Вереска оставил, уходя…

На поясе висел меч, и сейчас он постоянно упирался то в ногу, то в бок. Мешал погрузиться в себя. Все говорили: оружие теперь необходимо, и Финдарато был готов это принять. И всё равно не мог. Но…

Надо. Придется. Как и Феанарионам. Почему-то именно эта мысль немного утешала.

…Словно раненый зверь,

Я бесшумно пройду по струне.

Я не стою, поверь,

Чтоб ты слёзы лила обо мне,

Чтоб ты шла по следам моей крови во тьме,

По бруснике во мхе

До ворот, за которыми холод и мгла.

Ты не знаешь, там холод и мгла…

Но не сомкнуть

Кольцо седых холмов,

И узок путь

По лезвию дождя,

И не ищи в морозной мгле следов,

Что Воин Вереска оставил, уходя…

Примечание к части Песня Финдарато, если кто вдруг не узнал, "Воин Вереска" гр. Мельница

Лутиэн, Даэрон, Белег и сгоревшая деревня

— Я должен всё рассказать твоему отцу, принцесса.

Голос стражника был поставленным и громким, сказывалась привычка отдавать приказы. Даэрон попытался применить чары, чтобы заиграла музыка, способная усыпить эльфа, но тот среагировал мгновенно, и тонкий изогнутый клинок упёрся в горло менестреля.

— Ты мне ничего не сделаешь, — изображая смелость, к тому же уверенный в своей правоте, улыбнулся Даэрон.

Стражник усмехнулся и надавил. Клинок прошел сквозь кожу, и менестрель от боли и ужаса едва не упал.

— Я, — скривился воин, поправляя маскирующий плащ, — убил триста семьдесят четыре орка, что приблизились к нашим границам. А также двух безумных дикарей, которые что-то здесь искали. Думаешь, у меня после стольких убийств руки недостаточно в крови, чтобы не дрогнуть, отнимая ещё одну жизнь? Ты нарушил закон, подверг опасности нас всех и принцессу Лутиэн. Уверен, что тебя после этого помилует владыка Тингол?

— Очень на это рассчитываю.

Стражник рассмеялся. Даэрон видел — эльф колеблется. Да, он изображает уверенность в себе и преданность долгу, но на самом деле воин не знает, как поступить. Будь на месте Даэрона и Лутиэн любые другие дориатрим, уже были бы созваны стражи, и нарушителей бросили бы в тюрьму. Дальнейшая судьба заключённых всегда остаётся тайной.

Но раз стражи до сих пор нет…

— Он умер… — послышался голос молчавшей до этого момента Лутиэн, сидевшей на траве на коленях и пытавшейся вылечить чарами обожженного младенца.

Стражник вздрогнул и едва не выронил клинок. Даэрон заметил, как изменилось его лицо.

— Белег, — чуть слышно произнесла принцесса, вставая, — не говори отцу, пожалуйста.

По щекам Лутиэн полились слёзы, прекрасное лицо сморщилось, став совсем детским. Даэрон, воспользовавшись замешательством стражника, нарушил приказ не двигаться и бросился к любимой, обнимая её и прижимая к груди.

— Белег, — снова заговорила принцесса, — ты должен всё увидеть сам. Сидя здесь, в прекрасной стране, охраняя границы от чудовищ, ты не видишь настоящей жизни. Ты не тех защищаешь, воин. Ты ничего не знаешь. Совсем ничего! Прошу тебя, давай похороним это дитя и пойдем за южный предел. Ты должен знать, что такое зло. Иначе… Зачем тебе оружие?