Дверь распахнулась. Порог переступил Морифинвэ, с ног до головы залитый кровью.

Кровь… Слишком много крови… Она стекает по телу, по лицу… Кровь… Этот запах…

Артанис почувствовала дурноту и упала без чувств.

— Она моя! — злорадно рассмеялся Морифинвэ, указывая на дрожащую принцессу Айриэль. — Свяжите её. Хотя нет. Я сделаю это сам.

Окровавленные руки Феаноринга накинули на шею дочери короля Ольвэ веревку, связали в петлю, протянули к запястьям, смотали их, оставив длинный конец свободным.

— Теперь она у меня на поводке! — ухмыльнулся Морифинвэ. — Пойдём, собачка. Тебя ждёт твоя конура.

Айриольвэ, гордо подняв голову, сделал шаг к ворвавшимся во дворец Нолдор.

— Где мой брат? — почти не дрожащим голосом спросил он.

— Уже нигде, — хохотнул Морифинвэ. — Иди за мной. Одно неверное движение, и ты тоже станешь моей собачонкой.

Кажется, только сейчас заметив лежащую без чувств Артанис, Феаноринг скривился.

— А об этой позаботится Финьо. Он скоро будет здесь. Идём, мои доблестные воины! Возьмите служанок, всех, кого найдете. Пора отметить нашу победу.

***

Это снова кошмарный сон? Или реальность? Нет, что-то из всего случившегося точно было на самом деле, например, пожар. Ожоги не появятся сами собой.

Пока Нолдор Первого и Второго Домов, выведя всех прятавшихся во дворце Тэлери, решали, что дальше делать с теми пленными, которые не пригодятся в плавании через море, Туркафинвэ бесцельно бродил по гавани, делая вид, что ищет среди валяющихся повсюду мертвецов живых.

Услышав слабый стон, перемазанный сажей Феаноринг обернулся и увидел пытающегося сесть эльфа. Его серебряные волосы были в крови, на бедре кровоточила страшная рана. Туркафинвэ посмотрел в лицо Тэлеро…

— Я тебя знаю, — с сомнением произнес Феаноринг. — Где я мог тебя видеть?

И словно вспышка в памяти. Лес. Бегство от семьи. Строительство в гавани. Ириссэ… Её любовь…

Дышать стало больно. Туркафинвэ понял, где, когда и при каких обстоятельствах видел этого эльфа. Он так хотел забыть обо всем, но не мог. А теперь новое живое напоминание… Меч выскользнул из ножен. Удар. Ещё. Ещё…

Туркафинвэ остановился лишь когда устала рука.

Напоминание о потерянной любви больше не было живым. Теперь его невозможно стало даже узнать. Не тело — кровавое месиво.

Туркафинвэ стоял над трупом, и слёзы градом катились по щекам. Забыть! Всё забыть! Это был сон! Последний прекрасный сон в его жизни.

***

Кто-то несильно, но всё же чувствительно ударил по лицу, и эльф, вздрогнув, открыл глаза. Зрение сфокусировалось не сразу, грудь справа болезненно запульсировала.

— Я же говорил, — сказал знакомый голос, — моему другу нужна помощь. И не только ему. Здесь для тебя очень много работы. И, кстати, мои раны тоже надо… Хорошенько обработать.

— Я всё сделаю, — серьезно ответила девушка.

Раны на груди коснулись нежные руки, смазанные чем-то холодящим и душистым, по телу пробежала дрожь, и Асталион почувствовал, как накатывает забытье.

— Нельо мне будет благодарен за помощь его другу, — улыбнулся Морифинвэ, обнимая Митриэль за бедра. — Пусть этот парень спит. Займись мной.

— Но… Морьо… — знахарка теперь боялась любовника намного больше, чем раньше. И страх перед ним вытеснил все остальные чувства. — На твоём корабле очень много раненых. Я должна помогать им наравне с другими лекарями. Пока вы не отчалили, я должна сделать как можно больше. В море вам будет неоткуда взять травы для снадобий.

— Ты должна радовать меня. Я привёл тебя сюда, и Финьо не был против. Значит ты моя. На МОЁМ корабле. Я говорил, что ты не уйдешь с палубы живой, если попытаешься меня бросить? Говорил, что не отпущу тебя? Что ты плывёшь со мной?

Митриэль испуганно кивнула. Лучше быть послушной. Ведь рядом с ней… Убийца.

Турукано и лицо войны

— Ты опоздал! Мне уже не нужна помощь!

Слова старшего брата были резки, Финдекано явно рассчитывал задеть гордость Турукано, но это была пустая трата времени. Младший сын Нолофинвэ видел и слышал все то же самое, что и герой битвы в Альквалондэ Финдекано, но в его сердце рождались иные чувства, которые бы никогда не понял тот, кто от всей души радовался выигранной битве.

Турукано видел ухмыляющееся лицо войны. Оно смеялось над всеми: и победившими, и побеждёнными. Смеялось без жалости и сочувствия. Победители такие жалкие в своей наивности, полагая, что им вечно будет везти! А побежденные… Что тут скажешь.

Принц смотрел на кровь, разлитую по белым камням набережной, и представлял, что пролил её сам. Ему казалось, он чувствовал боль разорванной плоти, и это ощущение заставляло содрогаться.

Турукано видел ещё не убранный труп и думал, что это мог бы быть он сам. Или его сын… Что может быть страшнее?