Шрифт:
Желающих проверить готовность Айнур прийти на помощь утопающим не оказалось.
***
Принц Турукано схватился за голову, до боли сдавив виски. Что за безумие? Почему всё это происходит? Этого не должно быть! Только не с ним! Он ведь не делал ничего плохого! Но… И не предотвратил. Лишь отошёл в сторону.
Возможно, надо было…
Мысли путались: Турукано снова видел лицо войны. Опять.
Вот оно — смеётся над лишившимся от страха рассудка дядей Арафинвэ. Хохочет сотнями голосов тех, кто хочет новой крови, и среди них — его родной брат Финдекано. Но придёт время, посмеются и над отважным героем. Жестоко посмеются!
Лицо войны слилось с лицом самого близкого для Турукано эльфа — его отца. И вот этот страшный монстр смотрит с презрением на убитого горем короля Ольвэ, мертвую дочь которого, завернутую в промокший плащ, погрузили, словно мешок с зерном, на телегу, а его самого едва ли не силой усаживают рядом с трупом. Хорошо, хоть не избили и не связали… Но нет, отец бы так не поступил. И Лаурэфиндэ тоже так думает, это видно по глазам храброго Нолдо: смотрит на своего короля без злобы. Но лицо войны покажется и доблестному золотоволосому воину, ставящему свои принципы выше всего в жизни. И выше самой жизни.
Надо уходить. Возвращаться домой. Пусть и не на коленях и не в слезах. Но смотреть в это чудовищное лицо больше нет ни сил, ни смысла.
***
Когда кровь и море сливаются воедино, рождается боль, от которой мутнеет сознание, и все силы уходят на то, чтобы не закричать.
Но стоило отдышаться, прийти в себя после шторма и промыть рану, которую пришлось зашивать, как навалилось страшное пророчество. Очнувшись и в ужасе осматривая себя и окружающую обстановку, Куруфинвэ-младший подумал лишь об одном: почему, почему, будьте вы прокляты, Валар, нельзя было предупредить раньше? Почему? Тогда бы не было ни Клятвы, ни страшной кровавой бойни в Альквалондэ, унесшей более тысячи жизней. Ничего бы не было! А какой смысл в этом знании теперь? Сломать хребет гордым Нолдор? Превратить в запуганных рабов? Нет. Погибать, так борясь. За то, что отняли. За честь семьи. За отца. Лучше умереть, чем превратиться в безвольное существо, недостойное называться эльфом.
— Папа… — Тьелпе вошёл бесшумно, незаметно. Как призрак. — Я…
Юный эльф не плакал. Он просто вдруг стал неживым. В нём погас яркий дерзкий огонь. Куруфинвэ-младший, отстранив зашивавшего рану собрата, не дав даже наложить повязку, осторожно встал и, нерешительно подойдя, крепко обнял правой рукой сына. Левой двигать не мог — кожа на боку натягивалась, нити, держащие вместе края разреза, впивались в плоть. Больно, даже несмотря на охлаждающую мазь.
— Не бойся, сынок, — произнес Феаноринг, и почувствовал, как внутри вот-вот взорвется вулкан.
Отстранив Тьелпе, он быстро, как мог, ринулся на палубу и осторожно поднялся на капитанский мостик. Рана на боку кровоточила, алые струи стекали по коже. Глаза Куруфинвэ-младшего загорелись злым опасным огнем.
— Слушайте меня все! — крикнул Феаноринг, стараясь не обращать внимания на мешающую делать резкие глубокие вдохи боль. — Если ещё хоть кто-нибудь из вас, медузы клятые, попытается меня ужалить… Меня или моего сына! Или любого другого Нолдо, я убью вас всех! Я вырежу ваши сердца и скормлю их морским гадам, а трупы развешу по бортам в качестве украшений! Меня все поняли?!
Возможно, Тэлери поняли, возможно, нет. Возможно, не услышали или не поверили.
Но Тьелпе всё услышал и всё понял. И ему стало ещё страшнее, чем было до этого.
***
Как только штормовой ветер стих, волны улеглись, а тучи рассеялись, все, кто находились на корабле Феанаро, потрясённые сражением короля Нолдор с Майэ Уинэн, бросились помогать пострадавшим, перевешивались за борт, высматривая, не нужно ли спасать тонущих собратьев, Тэлери полезли проверять паруса, кто-то ринулся в трюм. У всех, кто видел Феанаро, отражающего молнию, теперь было благоговение перед ним. Потерявшие своих покровителей-Валар эльфы поверили, что обрели нового великого лидера.
Но стоило зародиться новой надежде, открылась страшная истина о пути и его финале.
Феанаро не сразу понял, что произошло, решив, что израсходовал силы, сражаясь с Уинэн, и потерял сознание. Он словно существовал отдельно от плоти, и почему-то его это мало волновало, словно тело ничего не значило. Но вокруг Феанаро, в бесконечной чёрной бездне, метались сгустки беспорядочной хаотичной энергии, терзаемые тьмой и вечным поиском спасения. Их было очень много, и Куруфинвэ узнавал каждого. Вспоминал имена и лица. Некоторых он бы не смог забыть, даже лишившись разума, ведь это… Нет…
Он был обречён вечно видеть муки тех, кого знал, кого любил. И понимал — выход есть. Надо лишь сказать «Да». А потом выполнить обещание.
Арда обречена, вот-вот распадётся в прах, утратив магию, заключённую в Музыке Творения, что давно смолкла, и тогда все три главных сокровища Феанаро придут к нему сами, как истосковавшиеся дети приходят к любимому отцу. Будет дано время побыть вместе. Торопить не станут. Лишь напоминание о муках терзаемых тьмой душ не даст забыть, что Сильмарили должны погибнуть ради возрождения нового мира. Возрождения всех, кто сейчас страдает в бездне. И положить конец этой истории может только сам Феанаро.