— Слово… — Арафинвэ смотрел уже не на брата.

— И сейчас ты притащил сюда Ольвэ! Зачем?! Чтобы он видел, что натворил мой сын?! Ты хочешь выглядеть прекрасным принцем в сверкающих доспехах, не заляпанных кровью, на фоне меня?!

— Ноло… Ольвэ… Ему не до нас. Видишь?

— Да!!! Я вижу! Ты его сюда притащил, ты и увези! И сам проваливай!

— Ноло! — Арафинвэ схватил брата за плечи, попытался обнять, но тот вырвался и отстранился.

— Спаситель пришёл! Мы все проливали здесь кровь, нас втоптали в грязь и опозорили братоубийством! И тут являешься ты! Чистенький и добренький! Милосердно помогающий королю! Этот город больше не его! Он мой, ясно?! И я сам решу, нужен мне этот эльф здесь или нет!

— Ноло… Прошу, не надо! Опомнись. Просто посмотри на него. Тебе… Его совсем не жаль?

Около причала для прогулочных лодок столпились эльфы. На мокрых досках стоял на коленях король Ольвэ, прижимая к груди покрытое кровавыми гематомами посиневшее тело дочери, выброшенное на берег волной вместе с трупами чаек и задыхающейся рыбой. Закрывая мёртвую Айриэль своим плащом, Ольвэ целовал разбитый холодный лоб, гладил спутанные мокрые волосы и кричал. Страшно и отчаянно.

— Нет, — сказал Нолофинвэ уже гораздо спокойнее. — Мне его не жаль. Ни капельки. И думай обо мне, брат, что хочешь.

Мандос

Наваждение обрушилось внезапно, выбросив из материального живого мира в пустоту.

Душа завибрировала, замерцала, потеряла целостность, обратившись в бессчётное множество искр, мечущихся во мраке, уже не единых, но и не свободных, тянущихся друг к другу, но лишённых возможности слиться, стремящихся к свету, бросающихся к любому, даже самому ничтожному его источнику, ища покоя и утешения, но каждый раз пролетая мимо.

Воссоединиться нельзя, погаснуть — тоже. Метание в поисках избавления нескончаемо и оттого мучительно.

Обратившиеся потоками хаотичной энергии, души, лишившиеся формы и содержания, сохранив жалкие обрывки прежней личности, ужасались собственной ничтожности, и опять мчались к свету в надежде, что там будет покой и забвение, не в силах преодолеть обманное притяжение.

И снова пролетали мимо, проваливаясь в очередную бездну, где вдали слабо мерцает манящий огонёк. Это опять обман, сомнений нет, но сопротивляться невозможно — свет засасывает, скручивая бесполезный искрящийся поток, когда-то хранивший память и чувства, в спираль, сдавливая, сминая, терзая остатки сознания. Это словно чудовищный водоворот, в конце которого свет.

Только достичь его нельзя.

***

Наваждение рассеялось, осталось лишь ощущение пустоты и обречённости. В сознании сохранилось совершенно очевидное понимание бессмысленности: впереди лишь боль, бесчестие, предательство, страх и… Та жуткая бездна, которая хуже, чем просто угасшее навек сознание.

Назад! Бегите и молите о прощении! Вы видели, что будет дальше.

***

Реальность настигла эльфов внезапно, словно окатив ледяной водой. Морок пропал, и каждый обнаружил себя там, где был, казалось, вечность назад: на улице, на пристани, в чьём-то доме, в постели или за столом, на корабле. Все, кто шли за Феанаро Куруфинвэ, получили страшное предупреждение и поняли, от кого оно. Знание родилось в сердцах, в глубинах сознания, и оттого было ещё страшнее: Намо Мандос — не просто Вала, перед которым можно пасть на колени и молить о прощении. С ним нельзя договориться, ведь… Это равнодушная бездна, где нет надежды на избавление. Провалишься в неё — и пути назад уже не будет. Никогда. Ни для кого.

И дрогнули даже самые отважные сердца.

Путь покаяния

Видение грядущего было слишком страшным, чтобы его понять до конца. Слишком. И поэтому породило протест.

«Валар играют нечестно! — пришло вдруг осознание. — Они… Все одинаковы?»

Артанис вспомнила занятия фехтованием с Вала Мелькором — Морготом, разумеется, и поняла, что вот они — те же методы воздействия. Учитель всегда заставлял ученицу испытывать страх. Всегда! Сначала Артанис не понимала, зачем, но потом её озарило: конечно, ведь испуганным эльфом гораздо проще манипулировать.

— Нолдор Третьего Дома! — закричала принцесса, взбираясь по строительным лесам на полуразрушенную сторожевую башню. — Нолдор! Великий народ Валинора! Величайший народ Арды! Неужели мы позволим шантажировать себя?!

Аудитория была слишком малочисленной, эльфы в основном не обращали внимания на принцессу, которая только что, незаметная для всех, вместе с братом и племянником помогала грузить чьи-то пожитки на телегу. Нужно было срочно что-то придумать.

— Злую долю пророчат тем, кто пойдет вслед за Феанаро! Но мы, Нолдор Третьего Дома, пойдем не за ним! Наш путь — не путь мести и крови! Мы пойдем за принцем Финдарато!

Брат Артанис едва не уронил мешок с мукой.

— Что?! — его глаза округлились, но Артаресто закрыл отцу ладонью рот.

— Нас поведет чистое сердце! Не запятнанное злобой! Мы будем строить, не рушить! Дарить жизнь, не отнимать! — кричала Артанис, и слушателей становилось больше. — Я пойду вслед за светом, сияющим в сердце моего любимого брата, и этот путь не может быть проклят! Он благословен, ибо начат во имя счастья и любви!

Финдарато отбросил ладонь сына и пробился к башне, откуда кричала Артанис.