Превратившись в грязное измученное подобие эльфа, совершенно сломленное и раздавленное, Арафинвэ, много дней спустя, приполз к священной горе Таникветиль.

И упал в беспамятстве у её подножия.

Вечная тьма

«Зачем угрозы? Зачем пророчества и предупреждения? Хотят остановить — пусть обездвижат. Хотят убить — в чём проблема? Любому Вала достаточно лишь сплести мелодию, и эльф падёт замертво. Это что, глупая игра?»

Финдекано смотрел из окна смотровой башни на творящееся безумие, и подавлял собственный страх злостью, заставлял себя презирать ползущих на коленях рыдающих эльфов Третьего Дома, которых собралось не менее трёх сотен. Такое зрелищное раскаяние повергало в изумление даже их собственных родичей.

Сын Нолофинвэ подогревал в себе презрение к засомневавшимся и начавшим ругаться друг с другом эльфам своего Дома. Почти получалось, но всё же страх перед бездной побеждал. И тогда Финдекано устремил взгляд на удаляющиеся белые корабли.

«Если хоть один из них повернет назад… Нет! Если вернётся с раскаянием Феанаро… Или Нельо… Нет! Даже тогда я не встану на колени! Если это случится, я заберу корабль себе и выйду в море! Догоню остальных и возглавлю Исход! Да!»

Но корабли удалялись, и сердце Финдекано разрывалось от противоречивых чувств. Что это? Гордость за тех, кого он считал своей семьёй даже больше, чем ближайшую родню?

Горечь от разлуки или… Обиды? Ощущения, что его предали?

Хватит! Довольно!

Корабли вернутся! И это главное.

***

— Это что было? — казалось, совсем не испугался увиденного пророчества Морифинвэ. — Нас прокляли?

— Нет, это тайное знание, — отозвался кто-то из команды. — Нас посвятили в него.

— Ничего не знаю! Это проклятье. Меня прокляли, — хищно улыбнулся Морифинвэ, — значит… — он обвел взглядом родичей, — я могу делать всё, что хочу. Мне же нечего терять. Соответственно, нечего бояться. Айя Намо Мандос! Спасибо за свободу!

— Айя Намо Мандос! — подхватили сначала немногие, но голосов становилось больше.

— Я шёл за Феанаро Куруфинвэ, — поднялся вдруг на палубу, шатаясь, бледный и осунувшийся Асталион, — я шёл за моим другом Нельо не ради себя, я готов пожертвовать своей жизнью, готов принять любую, самую страшную участь ради победы над злом. Если там, за гранью бытия, меня ждёт вечная тьма, но я буду видеть живыми и строящими счастливое будущее в мире без Моргота мою жену и детей, детей их детей и всех остальных, ради кого пролил кровь, мне не будет страшна никакая бездна! Даже если и не увижу… Но, погибая, и проваливаясь в бесконечный мрак, я буду знать, ради чего все это пережито.

— Валар думают, мы такие же, как они, — сказал вдруг спустившийся с мачты по верёвочной лестнице Тэлеро. — Валар думают, нам наше личное благо важнее общего. Я уже понял, что для них так и есть. Но мы — не они.

— Мы — эльфы! И мы знаем, что такое самопожертвование во имя тех, кого любим! — как мог громко произнес Асталион, прижимая сжатую в кулак руку к ране на груди.

— Валар теперь для нас прошлое, — ухмыльнулся Морифинвэ. — Пусть пугают трусов и рабов. Айя Феанаро!

— Айя Феанаро!

***

Глава Второго Дома Нолдор, король оставшихся в Амане сородичей, хозяин порта Альквалондэ, смотрел вдаль на море. Что теперь делать? Примеру какого из братьев следовать? Как быть с данным словом? И как спасти сына, погубившего всю семью?

Аклариквет… Где он вообще?! Не умер от страха? Почему он не рядом, когда так нужен?!

— Найдите и приведите моего певца! — крикнул Нолофинвэ, рассчитывая, что его услышат и выполнят приказ. Что именно собирался говорить Аклариквету, король понятия не имел, надеялся придумать это по ходу разговора. Зато Нолофинвэ вдруг понял, какую проблему решит немедленно. — Лаурэфиндэ! Эктелион! Приведите ко мне короля Ольвэ. Не пойдёт сам — помогите ему. Великому правителю нужно содействие в возвращении домой. Немедленно. Займитесь этим.

«Защитник короля Ольвэ уполз извиняться. А двум владыкам в одном городе не место. Его сын проиграл битву, мой — выиграл. Один из нас должен с позором удалиться, и это не я», — сам себя не узнавая и в глубине души ужасаясь подобным мыслям, подумал сын убитого Морготом нолдорана.

***

«Вот, значит, то, чем клялся отец, — подумал Майтимо, приходя в себя от пророческого видения. — Он знал, ЧТО есть вечная тьма на самом деле? И позволил нам обречь себя на это?»

Старший сын Феанаро Куруфинвэ сидел в своей каюте, но Финвэ Третьему казалось, он был заперт в темнице, и ему только что вынесли приговор. И не кто-то, а собственный отец.

Но пути назад нет. Просить прощения у Валар? За что? За попытку защитить близких от врага? Просить прощения у тех, кто вместо помощи бросает в лицо проклятья? Айнур защищают своего собрата, так пусть не удивляются, что эльфы поступают так же!

Нельяфинвэ не выходил из каюты во время шторма, понимая, что от раненого воина толка не будет, он лишь создаст дополнительные проблемы своими попытками помочь. Но теперь пришло время подняться на палубу и произнести слово перед командой.

— Кто достаточно храбр, чтобы продолжать путь, отныне мой брат! — закричал старший Феанарион, делая вид, что подъём на капитанский мостик не доставил ему проблем. — А кто нет — пусть прыгает за борт и уповает на милость Улмо. Боится прыгать — я лично окажу в этом содействие!