Просыпайся, королевна, 

Надевай-ка оперенье,

Полетим с тобой в ненастье — 

Тонок лёд твоих запястий.

Шёлком — твои рукава, королевна, 

Ясным золотом — вышиты перья.

Я смеюсь и взмываю в небо, 

Я и сам в себя не верю.

Подойди ко мне поближе, 

Дай коснуться оперенья,

Каждую ночь я горы вижу,

Каждое утро теряю зренье.

Шёлком — твои рукава, королевна, 

Ясным месяцем — вышито небо,

Унеси и меня, ветер северный, 

В те края, где боль и небыль…

Спустив стрелу и спрыгнув с дерева, чтобы взять убитую дичь, Маблунг невольно вслушивался в далёкое пение и, как наяву, видел странную эльфийку с ребёнком на руках.

«Меч из пламени позовёт… Ты мог бы служить ему долго…»

Взгляд невольно устремлялся на север, куда звал на помощь в защите границ посланник Феанорингов, и принц Келеборн поддерживал инициативу отправить часть войск ближе к землям Моргота, но владыка Тингол оставался непреклонен, требуя тщательнее следить за его вассалами, уверяя, что враг свободных народов повержен и не высунется больше из своей крепости, к тому же снегом править может хотеть только дурак, поэтому захватывать страну Моргота смысла нет, а воевать без возможности получения последующей выгоды — тем более.

Как больно знать, что все случилось

Не с тобой и не со мною,

Время не остановилось, 

Чтоб взглянуть в окно резное.

О тебе, моя радость, я мечтал ночами, 

Но ты печали плащом одета,

Я, конечно, ещё спою на прощанье, 

Но покину твой дом, 

Но покину твой дом, но покину твой дом

Вновь лишённый света…

— Ты никогда не споёшь то, что я хочу услышать, — вздохнула Лутиэн, опускаясь рядом с Даэроном на траву. — Не сможешь, потому что я мечтаю о свободе, а ты… Ты не знаешь, что это такое, и не хочешь узнать. Мне жаль. Правда.

Менестрель продолжал перебирать струны, вновь чувствуя себя раздавленным. Но вдруг лёгкие ладони коснулись щёк, алые, идеально очерченные губы девы мягко прижались к губам Даэрона, и душа покинула тело. Осталось только безнадежное всесильное чувство.

Примечание к части Песня "Королевна" гр.Мельница

Поймите меня правильно

— Мы на верном пути, братья! — рассмеялся Амдир, увидев знакомый орнамент на скале среди леса.

Различить тайные знаки мог лишь посвящённый, и следовавшие за своим командиром эльфы, слишком молодые, чтобы помнить условные обозначения наугрим, лишь удивлённо переглянулись. В свете звёзд каменные выступы искрились белым и оранжевым, и блеск распределялся неравномерно, образуя похожие на волны полосы.

— Видите, узор? — с гордостью произнёс Амдир, указывая рукой в сторону скалы. — Это для меня делали. Символом моей семьи когда-то была речная волна. А вход, замаскированный под обычный камень, открывает путь в подземный город. Его называли Белый Дворец. Если в нём ещё живут наугрим, они будут рады узнать, что снова можно без страха выходить на поверхность.

Несколько раз приложив ладонь к камню в разных местах и произнеся непонятный бессмысленный набор звуков, Амдир толкнул скалу. Открывшийся проход оказался низковат, зато достаточно широк, чтобы войти втроём.

— На всякий случай, держите луки наготове, — беззаботно улыбнулся командир, уходя во тьму подземелья, — здесь водятся пещерные тролли. Наугрим любят хвастаться успехами охоты на них, но вам я советую забыть о подвигах, которые воспевают в легендах, и в случае опасности убивать этих тварей любым способом, красивым и некрасивым. Наши головы не такие крепкие, как у наугрим.

Согласно кивнув, эльфы вошли в подземный ход, запалив факелы, и скала позади задвинулась сама собой, закрыв чужакам путь к Белому Дворцу.

***

Растущий быстрее молодых саженцев город Феанарион раскрыл ворота перед вернувшимся после длительного отсутствия Линдиро и его старыми и новыми друзьями. Внешние стены уже достроили, над ними возвышались башни со смотровыми площадками и бойницами, на которых ещё кипела работа. Юный Сулион не находил слов, чтобы описать свои эмоции, и способен был лишь по-своему произносить название города — Фаэнор.

Линдиро не хотел возвращаться к тем, за кем с верой и огнём в глазах шёл в бой его отец и младший брат, не только из-за того, что не нашёл армию для продолжения войны, а потому, что кроме него, больше никто этого не делал. Однако судьба сама привела Нолдо к собратьям, вручив письмо.

И теперь, оказавшись в городе, который должен был стать для него новым домом, Линдиро четко понимал: лучше быть бродягой, чем жить здесь.

Сын Асталиона равнодушно смотрел на подбежавшего к нему Куруфинвэ-младшего, растерявшего в одно мгновение всю свою царственность и скрытую вуалью любезности надменность, выхватившего, забыв о манерах, письмо, оттолкнувшего даже своего любимого брата.

Потом рядом появился ещё один брат попавшего в беду короля, считавшийся здесь наместником… И, встретившись взглядом со своим четвёртым по счёту владыкой, Линдиро вдруг понял, что сказать ему нечего. Возможно, впервые в жизни. Нолдо просто стоял и смотрел. Очень-очень долго и внимательно. На Канафинвэ. Усталого и осунувшегося, словно измотанного тяжёлой работой или ранами. Обессиленного, исхудавшего…