Линдиэль молчала, заливаясь слезами обиды, злости и такого нежеланного понимания, что сестра любимого Астальдо знает, о чём говорит. Ведь не будет же она врать и говорить неприятные вещи просто чтобы причинить боль. Это же бессмысленно и жестоко!

Кузнецы продолжали работу, как ни в чём не бывало, только, словно нарочно, одни стали громче стучать молотами и хлопать дверцами, другие же наоборот начали двигаться чуть осторожнее и производить меньше шума.

— Знаешь, красавица-тень, — продолжила язвить Ириссэ, демонстративно рассматривая фиолетово-бордовый синяк на скуле дочери Кирдана, — чем виньямарские кузницы отличаются от валинорских, где ковались доспехи воинов Астальдо?

— Я не знаю, — из последних сил взяла себя в руки Линдиэль, осознав, как жалко выглядит, рыдая при всех.

«Я пришла, чтобы знать, как делают оружие, — напомнила себе дева, — чтобы видеть, как плавится металл, как соединяется сплав, как заливается форма. Я хотела знать хоть немного того же, что знают Нолдор. В конце концов, я обязана контролировать создание доспехов для себя! И не просто делать при этом вид, что разбираюсь в технологии!»

— Я…

Линдиэль резко глубоко вздохнула и, понимая, что сейчас будет выглядеть ещё омерзительнее, не в силах сдерживать плач, выбежала прочь, зарыдав громко и отчаянно, словно обиженное дитя. Прислонившись спиной к стене кузницы, дева посмотрела на небо, море, белоснежные башни Виньямара и с горечью зажмурилась. Всё тело болело от тренировок, однако постепенно мышцы привыкали, становилось легче, и пропущенные удары ощущались слабее.

— Я смогу! — прошептала дочь лорда Новэ. — Смогу! Но… не сейчас.

Эльфийка медленно сползла по стене и села на корточки, не открывая глаз. Линдиэль казалось, будто на неё сейчас смотрит вся родня и знакомые. Смотрят и осуждают, насмехаются, а у бедной девушки нет сил им ответить.

Поэтому лучше просто не открывать глаза.

***

Ириссэ посмотрела вслед дочери Кирдана.

«Жалкая курица!» — со злостью подумала леди, переводя взгляд на заготовки кинжалов.

Зайдя в кузницу, чтобы увидеться с одним знакомым мастером и сделать ему особый заказ, сестра лорда Турукано, случайно встретив Линдиэль, вспыхнула, словно сухая трава от брошенного факела.

Ириссэ не хотела понимать, что влюблённая бедняжка оказалась в гораздо более безнадёжном положении, нежели сама Нолдиэ из далёкого Тириона, когда рок заставил делать выбор: бороться за любовь или отступить в уютный папин дворец. А ведь чувство было взаимным, Тьелко с лёгкостью бросил бы всё ради втородомовской принцессы! Линдиэль же приходится ломать себя и свою судьбу, лишь бы подобрать ничтожные крупицы внимания того, кому совершенно не нужна.

Ириссэ не хотела этого понимать, однако понимала и злилась всё сильнее. Желание раздавить, уничтожить напоминание о собственной слабости проникало ядом в кровь, пробуждая невыносимую тягу увидеть Тьелкормо.

Побороться за любовь? Лучше поздно, чем никогда? Нет, просто доказать ему и немножечко себе, что не боится стражи на химладских границах, не дрогнет, посмотрев в глаза тому, чью любовь предала.

Однако было и другое чувство: лишающая сил неуверенность, что в подобном поступке есть смысл. Да, можно бросить всё и рвануть на восток, преодолеть преграды на пути к нолдорану сердца, получить или не получить прощение, убедиться, что смогла сделать то, что хотела. И что дальше? При любом раскладе всплывут старые обиды, начнутся обвинения и припоминания, результатом которых станет расставание и возвращение в Невраст.

Ириссэ посмотрела на заготовки кинжалов. На одном из них будет выгравировано сердце, разрубленное надвое мечом с восьмиконечной звездой на рукояти — тем самым оружием, которое навек запомнил весь светлый Тирион.

Ради чужой жадности

Гнилая туша барана качалась на ветру, с мокрого от дождя тряпья лилась вода.

Пролетавшая мимо птаха села на торчащую между полуоголённых рёбер стрелу, осуждающе чирикнула и вспорхнула, не дожидаясь, когда в неё тоже воткнётся смертоносное остриё, или собьёт камень.

— Поехали к отцу, — предложил младший сын Карнистира, вернувшись в палатку после патрулирования дороги. С непромокаемого маскировочного плаща стекали струи воды. — Доложим обстановку, отдохнём от пряток по лесам. Что думаешь?

Старший посмотрел на поддерживавшую в сложенной из камней жаровенке огонь Ривиан: при ней нельзя демонстрировать слабость! Однако принц и сам хотел домой. И дело было не в страхе перед опасностью или сложностями выживания вдали от дворцов и слуг, и, разумеется, не в понимании, насколько дурными вещами занимаются. Уже слишком долгое время игра в орков была неинтересной, превратившись в бесконечное и бессмысленное рассматривание пустой зарастающей дороги, которой вообще никто не пользовался, строительство не начиналось, а присутствие рядом химрингских шпионов уже не впечатляло и не будоражило воображение.

Наследнику Чёрного Финвэ стало скучно.

Конечно, Нолдо понимал: нельзя бросать дело, ведь белегостские жадные коротышки в любой момент могут заявить о себе.

— Мы ненадолго, — продолжал упрашивать младший брат.

Держа алый от жара прутик, Ривиан поднялась и посмотрела на трёх других соратников, пережидавших дождь в палатке принцев.

— Я останусь вашей наместницей, владыки, — шутливо поклонилась дева, понимая, что её серьёзные намерения никто не воспримет сразу должным образом, придётся отвоевать первенство. Интересно, что придётся делать? И кто воспротивится её вероятному главенству более остальных? Скорее всего, это будут собственные братья. Старший заявит, что командовать должны более высокородные, например, присутствующий здесь сын валинорского оружейника. Средний наверняка рассудит иначе: «Если уж главенство перешло к нашему роду, руководить обязан старший, но так как он не хочет, то старший из желающих. То есть я».