Артанис с довольным урчанием пантеры страстно впилась губами в возбуждающуюся плоть, ускоряя движения, с вожделением и озорством щекоча языком. Локоны закользили по разгорячённой влажной коже, и обострившиеся ощущения заставили эльфа застонать. Содрогнувшись всем телом, Келеборн сжал губы, но вдруг услышал:

— Мне нравится, когда ты кричишь. Громче!

Пришлось подчиниться.

Руки Артанис размазали по торсу супруга выплеснувшуюся жидкость и, не дав отдохнуть, принялись ласкать снова.

— Кричи! Я хочу видеть, как счастлив главный и самый ценный представитель моего народа.

Никто-из-Альквалондэ с энтузиазмом исполнил приказ. Усталость накатывала снова и снова, но требовательные ласки заставляли тело забывать об отдыхе.

— Громче!

***

Видя, как Келеборн мечется, стонет и кричит, поддаваясь каждому прикосновению, Нэрвен теряла голову и входила в азарт. Наблюдение за наслаждением супруга, постепенным нарастанием напряжения, усиливающейся дрожью, учащающимся дыханием полностью вытеснило мысли о собственном удовольствии, хотелось бесконечно трогать и смотреть, любоваться беспомощным перед страстью телом и подчинять его, не оставляя ни капли свободы от настойчивых ласк.

Внезапно вспомнился аманский порт и залитая светом Древ Валар Ириссэ, намекавшая на возможность поиграть в секретную игру. От мыслей об этом стало не по себе, несмотря на любопытство: Ириссэ никогда бы не позволила себя уничтожить в постели, а Келеборн готов на всё.

— Кричи громче! Да!

К тому же у женщины нет самой милой и забавной игрушки, к которой так и тянутся руки и губы.

— Давай же! Ещё!

***

Где-то на границе сознания понимая, что за пологами шатра всё прекрасно слышно, Келеборн чувствовал — ему неважно. Пусть слышат, пусть завидуют! Или не завидуют, плевать! Главное — Артанис здесь. Она впервые настоящая! Прекрасная, жестокая, страстная! Она здесь, а не далеко в мечтах. Она здесь.

И действительно любит.

О праве выбора

— Ты чувствуешь волшебство этих земель, Амрот? — Амдир улыбался радостно, словно рассказывал маленькому ребёнку весёлую, но немного страшную историю. — Посмотри вокруг, вдохни полной грудью!

Молодой эльф тронул стрелы в колчане.

— Мне кажется, отец, — покачал он головой, — здесь каждое дерево разумно, и пустить стрелу в ствол — преступление. Вода в реке словно шепчется с травой, и если долго слушать, можно выучить их язык. Я хотел бы привезти сюда Нимродель, и я добьюсь её приезда! Скажу… Она ведь менестрель! Ей необходимы новые впечатления!

Амдир хлопнул сына по спине.

— Здесь, где мы сейчас ходим, — сказал воин, — были дома рыбаков. Наличники и ставни украшали изделиями из костей речных обитателей и ракушек. А иногда для создания узоров использовались моллюски. Высушенные разными способами улитки приобретают интересные оттенки, и это широко использовали. Теперь разрушены и засыпаны землёй и те дома, хозяева которых мастерски сушили и вырезали, и те, что почти не были украшены. Мои края были заброшены слишком долго, сын. Но теперь пришло их время.

Амрот присел на корточки, тронул усыпанную белоснежными крошечными цветами-звёздочками траву, мечтательно улыбнулся.

— Посоветуй, отец, — немного зарумянился эльф, — когда мне стоит поехать в Дориат за… ней?

Совсем близко запел соловей. Трель зазвучала печально и до слёз прекрасно.

— Я знаю, Маблунг — хороший парень, — словно сам с собой заговорил Амдир. — Однако, неизвестно, как повернулась бы история, если бы у нас не было воинов. Понимаешь, сын… Военачальник Тингола знает, что такое совесть, честь, сострадание и любовь. Но точно так же Маблунг знает, что есть слово короля. Тут, видишь ли… вопрос окончательного выбора. Ты же знаешь, что Маблунг — не придворный лизоблюд, как Саэрос, способен жить вне роскоши дворца, даже в уединении. Опытный воин и следопыт способен безопасно вывезти семью за пределы Завесы Мелиан, уйти на восток и жить спокойно без вечного давления со стороны не слишком честного владыки. Я уверяю тебя, сын — никто из защитников Дориата не стал бы преследовать своего друга и наставника, Маблунга бы не заставили платить дань, как Эола, сделав вид, что просто потеряли след. Однако, дориатский герой остался верен Эльвэ. Краснел, бледнел, ругался…

— Зачем ты мне это говоришь? — поднявшись, скривился Амрот.

— Затем, сын, что в глазах дориатрим мы, ушедшие с Голодрим, предатели. И Маблунг поступит так, как прикажет Тингол. А что придёт в голову этому зазнавшемуся надутому индюку, никто из нас не знает.

— Ты специально это говоришь, чтобы я отказался от бессмысленной борьбы за любовь?! — молодой эльф с силой и бессилием ударил кулаком в могучий мёртвый ствол, провёл по осыпающейся коре раскрытой ладонью. — Но я не откажусь! Я увезу Нимродель из тюрьмы-под-завесой! Я открою эту трижды проклятую белую дверь!

— Выжди время, — спокойно посоветовал Амдир, — может быть, Нолдор и Синдар ещё помирятся. А пока у тебя есть дела здесь. Я должен уехать на север: нам необходимо восстановить почтовое сообщение с Маглором и, возможно, кем-то ещё. Я не могу доверить столь важное дело кому-либо, поэтому самолично отвезу птиц и передам карты дорог. А ты будешь править этой волшебной землёй. Руководи так, чтобы до Нимродель долетели песни о твоём величии.

Амрот со вздохом закрыл глаза. Да, отец прав во всём сказанном, но как же тяжело думать о народе, когда каждый вдох отдаётся невыносимой болью в груди!