— Совпадение. Могу сказать только одно, мы где-то на Зем…, — закончить фразу не получилось и мой спич повис в воздухе, так как над нами теперь проявились целых два светила, и ни одно из них не было Луной. Более того, среди них не было Солнца.

— А-а-а!

Я развернулась к Сереге с широко открытым ртом, но тот смотрел на небо, словно все, что там произошло было в порядке вещей. Кажется, друг чаще меня отрывает голову от земли. Хм…

— Катя, — как-то устало протянул он, — я сейчас пойду к тем огонькам, а ты посидишь здесь.

Он поднялся, накинул на плечи влажную рубашку, и обхватил меня за плечи.

— Катя, ты все поняла? — он настойчиво пытался поймать в моих глазах осмысленное выражение, и я кивнула сначала отрицательно, а затем положительно, для надежности два раза. Орлов вновь устало выдохнул и отпустил плечи.

Он отошел от нашей стоянки уже на несколько шагов, когда до меня дошло: он хочет меня оставить здесь. Одну!

— Не-е-е. Я иду с тобой, — и припустила следом.

— А если там женщин в рабство берут? — многозначительно заявил друг и поиграл бровями, его задор был напускным.

— Сдамся в рабство. Эти идиоты будут сами в этом виноваты, — упрямо выдала, поджав губы.

— Катя, — усмехнулся друг, — я тебя прошу. Когда я тебя вообще просил в последний раз?

Я открыла рот, чтобы припомнить, но Серега перебил.

— Сейчас темно, мне одному легче будет пробраться и просто посмотреть со стороны, а затем вернуться.

Как бы это не хотелось признавать, но друг в кое том веке прав.

— Иди! — сквозь зубы выдала, и Серега, видимо, боясь, что я передумаю, припустил рысцой в сторону огней.

Его темный силуэт уже слился с окружающей темнотой, а я все еще стояла, заламывая руки, и всматривалась в огоньки на горизонте. Временами они тухли и зажигались вновь, мне казалось, что это Орлов их заслонял своей широкой спиной, на которой странно смотрелась майка для пятилеток.

Становилось неуютно одной, но, в конце концов, другого выхода нет.

От нервов не знала куда деть руки, сначала развязывала — завязывала полы рубашки, навертела там несколько совершенно ненужных узлов, когда взгляд напоролся на золотую пластину.

— Ага, про тебя-то я совсем и забыла.

Взяв ее в руки, повертела и с неудовольствием заметила, что пластина-то не настоящая. С одной стороны золотое покрытие начало отходить, словно фольга.

Ну все дорвалась до антистресса, называется. С каким-то потаенным удовольствием снимала один слой золота за другим и наконец в моей руке оказалась небольшая тонкая книжка. Страницы которой были плотно сшиты странными нитками, совсем отдаленно напоминающими шпагат. Страницы были плотные со странными рисунками, возможно, это были петрографы, в свете ночных светил книжка, как и пластина до этого, казалась золотой и словно слегка светилась.

Постепенно излучаемое свечение становилось сильнее и насыщенней, но отбросить или убрать в сторону мою находку не хотелось. Она словно меня загипнотизировала.

Золотое свечение медленно переползало с самой книги на мои руки, сначала засветились ногти, затем пальцы, кисти… плечи. Наконец, свечение добралось до шеи, и, если до этого я чувствовала приятную щекотку, то как только свет добрался до моей дурной головы, мозг пронзила адская боль. Я смотрела по сторонам и мои глаза освещали все вокруг как два чертовых прожектора. Иногда сквозь болевые разряды в голове я выхватывала странные картинки происходящего. Видела горы, зеленые леса с вековыми деревьями, море, оно было розового цвета. Слышала птичий смех, карканье.

А затем пришли эмоции…

Лютая злость пронеслась опаляющей волной по всему телу, заставляя скрюченными пальцами хватать пригоршни песка и ползать на коленях, затем пришла волна странной, словно уже не моей радости и сразу счастья. Вздох… «Вернулась…»

И я, наконец, окончательно потеряла сознание.---

Приоткрыв глаза, увидела восход. Ярко-оранжевый круг только начал показываться из-за горизонта, отправляя свои еще маленькие, но такие целеустремленные лучи покорять мир песка.

Я лежала в ручье, вода со всех сторон обтекала тело, промочив меня до нитки. Ощущала себя так, словно этой ночью провела свой второй школьный выпускной, пропустив и торжественную и цивилизованную часть. В общем, состояние было такое же только хард-версия. Пусть мое бренное тело лежало в воде, во рту же был настоящий иссохший колодец, а язык — пустое ведро царапавшее сухие каменные стенки.

Благо, до кулера идти не далеко — я просто, кряхтя, перевернулась на живот, и, утолив жажду, вернулась в исходное положение.