— Не помешаю? — спросила я, подходя.

Эдинброг вздрогнул, выдернутый из своих мыслей, но потом кивнул:

— Садись.

Какое-то время мы сидели молча.

— Артур, всё нормально?

— Да, просто. — он потёр лицо ладонями. Взгляд у него был сухой и болезненный. — Просто Борис. показал мне кое-что. И хотя я знал, что увижу, это всё равно оказалось куда больнее, чем я думал. А думал я много, поверь, — он горько хохотнул.

Я нервно облизала губы. И решила признаться, что знаю, о чём он говорит.

Но Артур заговорил первым:

— Вилка, изначально я не хотел рассказывать тебе об этом, но теперь — хочу. Более того, я должен. Дело в том, что здесь, в Форване, у меня была девушка. Ее звали Аманда. Я любил её. Очень сильно. А потом…

— Я знаю, Артур.

Эдинброг 1однял на меня взгляд:

— Знаешь? — недоумённо 1ерес1росил он.

— Да.

И я рассказала ему обо всём: о том, как разглядывала фотографию в за1ертом кабинете, о том, как говорила с Борисом о случившемся, о том, что 1ризнала в мистере ДеБасковице брата Аманды. Я говорила и до жути боялась, что сейчас он обвинит меня во лжи, скажет, что у меня слишком длинный нос, что я вечно лезу не в своё дело, накричит на меня и уйдёт. И всё станет не 1росто 1лохо, а 1о-настоящему невыносимо.

Так что те1ерь я начну считать дни до отбытия с радостью, а не тоской.

Но Артур, дослушав меня, только 1окачал головой, будто бы удивлённо:

— Ну да, конечно же, ты всё знаешь. Как я мог 1одумать иначе? Ты же такая. не знаю. Не1осед-ливая. Любо1ытная. Не1редсказуемая.

Я криво усмехнулась:

— Если ты хотел меня обругать — у тебя не получилось. Звучит как комплимент.

— Это и есть комплимент, Вилка.

Он замолчал. Вновь начал накрапывать дождь, потом полило сильнее, ещё сильнее… Артур сплел заклинание, и над нами повис куполообразный зонтик. Один на двоих. Мне было приятно, что он не наколдовал два отдельных.

Артур посмотрел на меня и вдруг, протянув вперёд руку, заправил прядку, выбившуюся из причёски, мне за ухо.

— Ты всё ещё любишь её? — ляпнула я, хотя вопрос явно был слишком личным.

— Она мертва.

Вот так ответ: ни да ни нет. Как в старом фильме, где один всегда говорит «люблю тебя», а второй — «аналогично». И всем понятно, что это ерунда какая-то, но что уж тут поделаешь.

— Мне жаль, — пробормотала я.

— Спасибо, — кивнул он и поморщился: так себе ответ получился. С другой стороны — ну а что тут ещё ответить? «Мне тоже» не подходит: наши чувства несоизмеримы.

Артур поднялся и, взяв меня под руку, подвёл к гроту. Там, внутри искусственной пещеры, было что-то вроде алтаря: каменная плита с магическими значками, а перед ней — небольшая чаша бассейна. Вода внутри выглядела как водоворот-воронка: куда-то бесконечно и беспрерывно утекала.

Артур остановился перед бассейном.

— Вилка, я хочу, чтобы ты знала: я очень рад, что ты попала сюда из-за ошибки в ритуале, — сказал он негромко. — Сначала я злился, конечно.

Потом думал — не повезло. Затем стал понимать, что ты достаточно приятный… — он замялся.

— Фамильяр? — подсказала я с горечью.

— Нет. Напарник. Но теперь. — он поднял взгляд наверх, будто задумавшись, а потом посмотрел мне в глаза. — Теперь я понимаю, что это был настоящий подарок. Ты даже не представляешь, как долго я был мёртв внутри. Или спал — так глубоко, что сон невозможно было отличить от комы. Но сейчас я будто проснулся. Мне снова нравится жизнь. Я смотрю вперёд с интересом. Я начинаю думать, что иногда испытания — это ещё и способ вырасти, а не только тяжёлый долг. А некоторые проблемы. довольно забавная штука, если честно. Их даже можно назвать приключениями. И это всё благодаря тебе. Просто рядом с тобой по-другому не получается: ты такая живая.

Он продолжил:

— Последние два года были непростыми. И полными неверных выборов с моей стороны. После гибели Аманды я намеренно возвёл своё горе на пьедестал и отказался от всего остального. Я будто пытался наказать саму жизнь своим безразличием, презрением и яростью за то, что она отобрала у меня двух дорогих людей одного за другим. Но проблема в том, что я не жизнь наказывал. А самого себя.

— Ты скорбел, Артур. Это нормально.

— Сначала — да. Но потом это чувство выродилось в тупую злость и обиду. В надменную холодность и презрение. Мол: все вы — поверхностные, бездумные идиоты. А я — я несчастен, и значит, я велик. Но это уже не скорбь. Это деградация вкупе с оскорблением памяти ушедших.

Ничего себе он загоняется.

— Я больше не хочу так жить, — сказал Артур. — Она мертва. Я жив. И впервые за долгое время я готов двигаться дальше. Но для этого надо отпустить Аманду.

— Сомневаюсь, что такие решения принимаются разумом, — честно сказала я. — Нельзя приказать себе разлюбить кого-то, Артур. Даже если это кажется верным. Уж я-то знаю.

— Я уже разлюбил. Осталось только признать это. И попрощаться.

Он вытянул из-за ворота водолазки кулон на серебряной цепочке. Старомодный, круглый, с лёгкой вязью букв. Артур отщёлкнул крышечку. Внутри была, конечно же, фотография сияющей ДеБасковиц…