Шрифт:
Прошло три часа. Четыре. Прошёл целый день. Люди устали, они начали садиться на землю. Потом шептаться. Патриарх хмурился. Его жена, Мин Доу, до белизны сжимала свои губы.
Наконец спустя ещё час Фан Хэ не выдержал и на глазах сотен тысяч людей взмыл в небеса. Он постучал в Зал Седьмой Звезды. Потом вошёл в него.
Вышел старик держа на руках бледного и окровавленного сына.
Людей разогнали.
День завершился.
На следующее утро было удивительно жарко и светло, как будто погода намеренно шла наперекор хмурым тучам, которые заволокли сердца и души всех обитателей поместья Фан; время от времени эти тучи могли разразиться ливнем, и какая-нибудь бедная служанка увлажняя рукава своего платья слезами.
А потом уже по всему Звёздному Небосводу пронеслось ужасающее известие; юный наследник клана Фан оказался калекой. В его Звёздном Колесе была аномалия, уродство, болезнь; оно отвергало любое Дао, и когда он попытался наложить на него руну, треснуло — из-за этого юноша не просто не мог культивировать — он больше не мог даже ходить.
Великий гений превратился в калеку.
Недруги клана Фан ликовали, воины ходили тёмные как ночь. Патриарх уединился в своих покоях и много месяцев не показывался на людях — он начал закрытую культивацию.
Через несколько недель к дверям поместья принесли инвалидное кресло из белого нефрита.
Фан Сяочэнь уселся на него и отправился осматривать сад.
Ни один слуга не смел на него смотреть.
Закончив с прогулкой, юноша навестил библиотеке. Он подобрал одну книгу, потом вторую... Сердце его матери обливалось кровью, когда она видела, как её некогда такой подвижный, активный сын зарастает толстым слоем пыли в четырёх стенах. В то же время сам Фан Сяочэнь не унывал. Он был весёлым, он шутил, улыбался, и только так редко теперь можно было услышать его смех...
— А потом он встретил вас, Мастер? — неловко вмешалась в рассказ Мая.
— А? Да, но это другая история, — ответил Фан Линь, поглядывая в окно. Уже скоро должны была прийти Цинь Жуа и Тайи.
— Мастер, — замялась Мая, потирая пальцы. — А... Значит вы показали сиру Фан Сяочэню, как радоваться жизни?
— В смысле?
— То... То есть вы сразу сдружились, и потому что вы такой... Такой добрый, только с вами он чувствовал счастье... И смеялся...
— ...
— И потом, когда вас не было, он вспоминал о вас... Да? А вы вспоминали о нём, Мастер...
Фан Линь посмотрел на немного красную, мечтательно улыбающуюся девочку и понял, что её воображение касательно их связи с Фан Сяочэнем явно пошло немного не в то русло...
— Мастер, а вы когда-нибудь брали его на руки и летали вместе с ним в небо?..
— Мы были просто знакомые, — сухо ответил Фан Линь, а потом вздрогнул, смотря на сверкающие глаза Маи. Воистину, нет ничего страшнее воображения шестнадцатилетней девочки...
— Ладно, хватит об этом. Давай назад к теме... Назад... Забыли, — вздохнул Фан Линь и продолжил свой рассказ. Они с Фан Сяочэнем действительно тогда сдружились. И даже сложно сказать почему, учитывая какой разный у них был круг интересов. Фан Линю нравилась свобода, ветер, внимание и женщины; Фан Сяочэнь предпочитал узкие комнатки, книгу, тишину и одну единственную женщину. С другой стороны, вопреки мечтам кое-кого, общались они не то чтобы слишком часто, — просто время от времени, — зато так они друг другу не надоедали и не мешали. Они были словно послы двух разных миров.
В итоге, под влиянием своего зятя, Фан Сяочэнь постепенно покинул кокон и вышел в большой мир. Он не мог культивировать, но знания, хитрость и ум молодого человека поражали. В какой-то момент его заметил сам президент Федерации, и Фан Сяочэнь, который тогда скрывал своё имя, интереса ради стал его помощником.
Примерно тогда он и загорелся идеей гражданского общества, а заодно увидел какую на самом деле пользу может приносить его талант. Более того, он так себя проявил, что Президент намеревался назвать его своим приемником... Но тогда же всплыла большая проблема. Сам клан Фан был не против, даже за, но вот кое-кто категорично не хотел подобного развития событий — а именно семейство Тан. Им было совершенно не выгодно, чтобы влияние Фан разрослось до такого масштаба. Они грозились начать войну, если юноша действительно станет Президентом.
Фан Сяочэнь долго мялся, — он понимал, какую пользу может принести его талант, и что больше он никак не сможет себя проявить; что ему придётся вернуться в затхлую библиотеку, если он упустит этот шанс... Тогда юноша пошёл на решительные действия. Он обещал Тан что не будет использовать власть ради своего Клан, а в качестве доказательства решил разорваться свои связи с семьёй, стать безродным. Он просил отца назвать его бастардом и выгнать из клана.
Сперва Фан Хэ был против; если тебя выгнали из рода ты не просто не имеешь права на наследство — ты становишься изгоем. Неприкасаемым для всей семьи, с которым воспрещается даже говорить. Мужчина не хотел терять сына, его жена и вовсе была в ярости и говорила, что лучше они пойдут войной на Тан, чем допустят такое. Но Фан Сяочэнь был непреклонен; целых семь дней он провёл на коленях перед дворцом семьи
На рассвете седьмого дня Патриарх Фан наконец вышел к своему сыну. Он взглянул на него, достал нефритовую табличку с его именем и каплей крови внутри, и разбил её в дребезги — на Фан Сяочэня обрушился сверкающий зелёный прах... Молодому человеку никто не помогал подняться в кресло — он забрался на него сам и навсегда оставил отеческий дом.
Потом он сделался Президентом Федерации и за вот уже тридцать лет своего правление добился небывало роста и развития для государства; его светоч затмил даже Небесные кланы.