Шрифт:
Кир сцепился с новым соперником, покрупнее первого. Он хоть и пропускает несколько сильных ударов, но опрокидывает второго наземь, затем, не теряя ни секунды, подбирает свой оброненный топор, делает несколько быстрых шагов прочь от дома. Но тут прозвучал выстрел…
Кир остановился. В свет уличного огненного фонаря вошел человек в авиационных очках, держащий, направленный в сторону Топоруба, пистолет.
«Если дернешься, в следующий раз выстрелю не вверх… Макс! Ивар!» – медленно произнес тот. Минута, и оба названных соперника Кира поднялись на ноги и приблизились к капитану. Один из них схватился за топор Кира, но последний продолжал его держать. Когда человек с пистолетом произнес: «Отпусти его!», Кир разжал пальцы и тут же последовал удар обухом топора по голове его недавнего владельца. Топоруб в беспамятстве упал на землю.
Глава 3.
Кир открыл глаза. Голова ужасно болела, на запястьях чувствовал наручники. Он осмотрелся. Кир лежал на каменном полу, в комнате без окон с одной кроватью у стены.
Он поднялся, лег на дощатый настил деревянной кровати с соломенной маленькой подушкой у изголовья. На нарах было жестковато, но всяко лучше, чем на холодном полу. Кир потрогал ноющую голову, похоже, затылок был забинтован. Он пошарил по телу в поисках своего оружия, – нет. Конечно, следовало ожидать, что его обыскали и ничего не оставили, но попробовать стоило, а вдруг.
«Попался… Никого ж вроде не было. Как я их не заметил? Скорее всего, прятались невдалеке, а, услышав треск двери, подбежали и встали по бокам.
Надо было хоть тех двоих убить. Хотя, может даже к лучшему, что не оставил им жизни. Они же люди Ордена, да и конкретно чьи-то люди. Бывает, некоторые очень щепетильно относятся этому, когда убивают их подчиненных, требуют мести и ни за что не могут простить. Правда, не все, кому-то плевать на, презрительно кем-то называемый, расходный материал. Судя по тому, что взяли они меня живым, и что подробности до Ордена не могли так быстро дойти, они ждут указаний от Пиратского Круга, а взяли меня, чтоб я не сбежал в случае неблагоприятного для меня исхода пиратского правосудия. Сейчас, я почти в статусе опального капитана, надо действовать осторожно и любой необдуманный поступок, в особенности убийство, мог и может усугубить и без того моё шаткое положение и нажить лишних врагов».
Спустя некоторое время (наручные часы с него тоже сняли) дверь открылась, и показавшийся в проеме человек положил на пол, совсем рядом с входом, глубокую тарелку с едой и ложку, после, ничего не сказав, обратно закрыл дверь. «Скорее всего, это завтрак, – подумал Кир, – раз я попался вчера вечером».
Несколько последующих тяжелых дней жизнь Кира заполонило монотонное физическое насилие над ним посредством рукоприкладства и пыткой водой. Капитан твердил одно и то же, – то же, что недавно говорил пиратскому свету на сцене «Черепа» и в личной беседе Григу. Кормили его мало, спать не давали.
«Заговорит ли правдиво допрашиваемый под пытками или нет, в первую очередь зависит от палача или дознавателя. А именно, от его изощренности и жестокости. Если немного утрированно, бывает три типа мучителей. Первый – больной ублюдок, пытает ради пытки и своего наслаждения, он пытает, чтобы пытать; его цель – принести мучение. Ко второму типу можно отнести тех, кто выбивает сознание на заранее решенное дело; его цель – выбить признание. Третий – тот ещё больной ублюдок, но он пытает ради правдивой информации. Если с первым нельзя договориться и ничего не поделаешь, то со вторым и третьим, напротив, можно остановить мучения, со вторым нужно признаться, а третьего надо убедить, что рассказал правду. Именно убедить, так как просто сказать правду – недостаточно, можно пытать говорящего правду человека и не верить его словам; такова специфика допроса и дознания: в невозможности дознавателя достоверно точно знать о степени лжи и правдивости в словах допрашиваемого человека. К тому же, процесс допроса ухудшается и осложняется из-за возможного непрофессионализма и глупости дознавателя. Дрянная, конечно, специфика, но именно из-за неё дознавателя должны (или могут) одолевать сомнения при дознании. Только вот хороший вопрос – кто перед ним?» – так думал Кир, хотя это скорее отрывочные и беглые его мысли или воспоминания, собранные и преобразованные автором в логический абзац, понятный читателю.
Топоруб выбрал следующую тактику: изначально, сколько сможет, придерживаться ранее рассказанной истории; после, когда сил терпеть мучения не останется, раскрыть часть правдивой, ранее утаенной, информации; под третьим этапом предполагалось сдаться, но об этом бывший капитан предпочитал не думать.
По всей видимости, дознаватель не верил Киру и был твердо настроен, выбить из него, скрываемую по мнению мучителя, информацию.
Лежа сейчас на нарах, сильно утомленный физически и морально Кир, к своему большому огорчению, пришел к выводу, что первый этап его незамысловатой тактики остался позади, и настало время переходить ко второму этапу.
Как бы он ни хотел, дверь камеры должна была открыться в очередной раз. И вот, это снова произошло. Как и обычно, пришедших было трое, один в руках держал пистолет, второй – мешок.
«Встать!» – сказал первый. Кир повиновался. – «Без выкидонов!» Второй встал сбоку от Топоруба, загнул низложенному капитану обе руки ему за спину и надел на его запястья наручники, Кир не сопротивлялся. После ему на голову надели мешок.
«Пошли!» – второй ладонью ткнул в спину Кира. Все вместе, они вышли из темницы, налево, по коридору шагов десять, остановились. Повернулись направо. Открыли дверь. Зашли. Его посадили.
«Зачем, направляя вторым за плечо, вести меня такой незначительный путь с мешком на голове? Наверное, чтобы напугать», – ранее пронеслось в голове Кира, когда он впервые прошел этот короткий маршрут.
Он уловил чей-то шепот, затем удаляющиеся шаги, звук хлопнувшейся двери.
Некоторое время он просидел в полном покое – он был неподвижен, а в комнате, в мире, скрываемым за тряпичным мешком, ничего не было слышно. Но вот мешок дёрнулся вверх и слетел с его головы. Кир находится в комнате, погруженной в полумрак, из-за чего разглядеть в ней что-либо было затруднительно, особенно, когда в лицо ему бил свет от настольной лампы.