Первое время Ольга недружелюбно поглядывала на них, но потом как–то смирилась, что Олег всегда находил местечко около Оливии и смотрел на неё заботливым взглядом.

Оливия поглядывала на неё с опаской. Ей очень не хотелось и здесь нажить соперницу и пройти опять тот тяжелый путь.

Только взгляды Олега были однозначно направлены на неё одну, и как–то само всё встало на свои места. Было и так понятно, кому он отдаёт предпочтение.

И как не заметить восхищённый взгляд и улыбку, адресованную только ей, его попытки задержать на миг руку девушки или несмело обнять за талию, или шёпот в ушко, предназначенный только ей.

От его внимания Оливия немного нервничала, но постепенно стала принимать его ухаживания.

Никто не стал соперничать с ним. Возможно, может быть, и были, кому она нравилась, и кто бы хотел завязать знакомство, но они отошли в сторону по своим соображениям.

— Наконец тихо в доме, — ворчал Добрыня, после их ухода. Ребята провожали девчат до дома, передавая их на руки родителям, которые тоже поглядывали в окошко и ждали своих чад домой.

Может, кто–то немного и задерживался из парочек, чтобы украдкой побыть вдвоём и насладиться одиночеством, но приличия были, наверное, впитаны с молоком матери.

Добрачных связей не было, и каждый из парней хотел быть первым у девушки, и поэтому берегли каждую из них.

А если уж слишком хочется, то вдовушки могли тихо пригреть на одну ночь.

Почему–то к такому в деревне относились спокойно: видно, для молодецкого опыта нужны были местные жрицы любви.

Олег уходил последним и замирал на крыльце, держа её руки. Потом притягивал и нежно целовал.

В такие моменты только луна была свидетелем их нарушения правил приличий. За ней некому было подглядывать в окошко.

Свежий снег искрился под полной луной, сияющей едва не ярче редких фонарей, словно присыпанный алмазной крошкой.

В этот раз, стоя на крыльце, она почувствовала снежинки, падающие и тут же тающие на их горячих губах.

Она запрокинула голову и подставила счастливое лицо под пушинки, превращающие в капельки, которые снимал своими губами Олег.

— Оливка моя! Как я люблю тебя! Скоро, скоро мы будем вместе, — шептал он, опаляя лицо тёплым дыханием.

— Надеюсь, это предложение? — засмеялась она.

— А ты против? — не понял он шутку.

— Нет, не против, — и прижалась к нему.

Он крепко обнял девушку, и они, постояв немного, разошлись. Олег тихо закрыл калитку и двинулся по дороге, постоянно оглядываясь.

Как только он исчез из вида, она зашла в дом, всё ещё улыбаясь от такого немного непонятного предложения.

Здесь нет ритуала с кольцом, которое некоторые вручают своим избранницам, стоя на одном колене.

— Внедрить, что ли, этот ритуал, — посмеялась она.

— Какой ритуал? — заинтересовался Добрыня, который уже справился с беспорядком в доме, оставленным девчатами после посиделок.

— Предложения руки и сердца. Юноша встаёт на одно колено и дарит кольцо — символ любви своей девушки. И спрашивает её согласия выйти за него замуж, — пояснила она.

— А что, красивый ритуал, — ответил он.

— Иди спать, а то намаялась! Как у тебя хватает терпения? — заворчал он.

— Так они молодые! Где им узнать и познакомиться хорошо, как не на посиделках? — заступилась она.

— Познакомиться! Ты бы приглядывала за Марьей, а то тут двое уже крутятся около неё. То смотрят вышивку, то разговоры разговаривают. Ишь, женихи нашлись! — продолжал Добрыня.

— Да, такая рукодельница растёт, что парни, несмотря на её возраст, уже приглядываются. Только им её до восемнадцати лет не видать, как своих ушей, — сердито проронила она.

Сидя на постели и расчёсывая свою косу, Оливия понимала, что время работает не в её сторону.

Если всё сладится, и она, наконец, создаст свою семью, то ей будет немного легче.

Только как поведёт Олег себя по отношению к её детям, а особенно к дочери?

Здесь и в четырнадцать могут прийти посватать, а в старые времена, поговаривают, и в двенадцать отдавали замуж.

Нет, чтобы Великому князю планку поднять, но пока у него этого не получалось. И, выходит, что она в свои почти двадцать лет уже старая дева.

— Получается, что я должна быть благодарна Олегу за то, что он ещё меня замуж берёт. Вот так, как–то так! А через год–—меня запишут ущербной. И брак мне будет светить только с вдовцом. Нужно замуж идти сейчас, пока зовут, — с грустью поведала она себе.