— Теперь ползём. Как ящерка. Наблюдал за ними?

Оливия старалась отвлечь его от чувства радости, что он выбрался из воды, и боялась непредвиденных действий ребёнка. Он просто мог опять вскочить на ноги, и вся затея спасения была бы под угрозой.

Но, видно, он был очень напуган и слушался её. И мальчик медленно пополз, а она на расстоянии вытянутой руки продвигалась рядом с ним.

Девушка видела, что несколько мужчин стояли по колено в воде на берегу и ждали их приближения.

Холод сковал Оливию полностью, и она уже в полусознательном состоянии продолжала двигаться. «А мальчонку ещё хуже, он же мокрый весь», — билась в голове мысль.

Девушка только помнит, как её подняли чьи–то руки, завернули в полушубок и быстро понесли.

И шёпот:

— Выпорю…, заругаю…, зацелую…, не делай так больше…

Проснулась она утром от жары. Укутанная в несколько одеял, как капуста, девушка с трудом выбралась из—под них.

Спустившись на пол, она немного посидела и решила поменять мокрую сорочку, липнувшую к телу, на сухую.

Вчера, замершую, её от души укутали, и она за ночь так хорошо пропотела, что сейчас её хоть выжимай!

— Вроде всё в порядке, — прохрипела она, прислушиваясь к себе. — Нет, не в порядке. Голос пропал: так он вчера ещё пропал, пока ползла. Сейчас только не хватало заболеть.

— Не дадим болеть! — раздался голос Домового. — Лечить будем! Одевайся потеплее, а то в одной сорочке стоишь! И быстро в постель!

— Хорошо, хорошо, мамочка! — попыталась посмеяться она, но только услышала хрипы.

— Тебе сейчас мы все прописываем постельный режим. И не возражай! — припечатал он, увидев протестующие попытки девушки.

— Мама, ты встала, а ну ляг! — скомандовала Марья. —А то скажу Ивану.

— Сговорились! Уже сыном пугают. Вот дожилась! — шёпотом отбивалась она, но, всё же, надев поверх сорочки вязаный свитер, легла в постель.

— И надолго постельный режим?

— Пока не выздоровеешь, — был ответ.

— Делать хоть что—то можно? — спросила своих лекарей из—под одеяла. Марья заботливо укутала её, так, что остались только нос и глаза.

— Можно. Только сейчас покушаешь, а потом отдохнёшь, и только тогда можешь и повязать! — озвучил распорядок Добрыня, уже догадываясь, что она первым делом займётся своим рукоделием.

— Мам, ты же могла утонуть, — прижимаясь к ней, с укором промолвила Марья, у которой в глазах промелькнули слёзы. Она залезла к ней на кровать и легла рядом. — Как же мы тогда будем без тебя? Ты хотя бы о нас подумала?

— Прости! Только там, на льду, я подумала, что на его месте мог быть кто—то из вас. А я лёгкая — лёд выдержал… Прости меня, — шептала она, целуя дочь и понимая, что где–то она права.

Если бы она погибла, что стало бы с ними? Смогли бы они жить после одни? Но поступить по–другому она не могла: не простила бы себя за неиспользованную возможность спасти ребёнка.

Она в тот момент не думала о последствиях. Возможно, сработал материнский инстинкт? Кто может сказать, что толкает людей на такой спонтанный поступок? Порыв? Безрассудство? Глупость? Храбрость? Долг? Желание?

Однозначного ответа не может быть, и его не будет. То, что этот поступок бессознательный, отключённый в этот миг от ума, от чувства самосохранения, на грани какого–то транса, наверное, с таким определением можно согласиться.

Такие героические поступки делаются потому что, а не для того, что. Ни для геройства, ни для признания, ни для наград.

И эти действия можно обозначить «если не я, то кто?» Но тоже только потом, проанализировав своё состояние, отвечая всем, кто задаёт вопрос: как ты смог?

Оливия не считала себя героиней, спасшей ребёнка. Она всегда считала себя трусихой.

И там, на льду, девушке было страшно, но почему –то сейчас только от одного воспоминания о том моменте её пронизывал смертельный страх на грани потери сознания.

Вдруг кровь зашумела у неё в ушах, сердце заколотилось с такой силой, что казалось, вот–вот выскочит наружу, а в глазах потемнело.

В данный момент чего ей бояться? Всё страшное позади, но это не так, — сейчас она по–настоящему испугалась.

А тогда Оливия на каком–то не свойственном ей порыве бросилась спасать ребёнка, не задумываясь о последствиях.

И пришла запоздалая мысль: если бы она тоже провалилась в воду, смогли бы их спасти? Что думать о том, чего не случилось? Главное — все живы и здоровы!