— Дамар, — со спины к стражнику подошел его товарищ, — отстань от побирушки. Это точно не она. Нам же сказали юная девушка с братцем трех лет… а эта, — он брезгливо взглянул на меня, — ни на юную, ни на девушку не похожа. На ней клейма негде ставить. Вон, — он кивнул на Анни, — только, видать, родила.

Дамар взглянул на меня с подозрением. А я, не знаю, наверное, от страха, вдруг дернула плечиком и расплылась в улыбке, стараясь выглядеть как можно более развратно.

— Да-амар, — с придыханием произнесла я, — а ты красавчик… Для тебя я готова быть юной девушкой…

Второй расхохотался, довольный тем, что оказался прав. А Дамар, облив меня презрением, молча развернулся ко мне спиной. Но даже она выражала его отвращение к таким, как я.

Стражники ушли. У меня сердце колотилось в висках, оглушая своим грохотом. Нас все же ищут! Я оказалась права…

— Пошла прочь, дрянь! Что встала посреди дороги!

Резкий толчок вбок был таким сильным, что у отлетела вместе с детьми в сторону и упала на мостовую, еле успев прикрыть от удара младенца и больно ударившись копчиком и локтем. Скоро все мое тело будет синим от побоев, равнодушно подумала я. Лушка упал на меня и не ушибся, хотя испугался и заплакал.

Мимо нас на ярмарку важно шествовала какая-то местная шишка со своей свитой. Один из сопровождающих и оттолкнул меня, замершую посреди дороги после встречи со стражниками.

— Дрыщ, ты опять нищих гоняешь? — хохотнул главный. Высокий, симпатичный, хотя и не молодой. Лет тридцать пять-сорок не меньше, если судить по серебру на висках. Одет он был довольно прилично. А воротник и манжеты даже были украшены маленькими искорками настоящих топазов.

— Ага, — радостно осклабился Дрыщь и повернулся ко мне, — ты, сучка, запомни, это наш надел. Вздумаешь клиентов искать или попрошайничать мимо нас, я тебя лично закопаю. Усекла?

И тут до меня дошло, кто этот человек! Смотрящий! Зять дядьки Кирка! Я смотрела на него во все глаза. Что же получается, Смотрящий — это должность в криминальном мире?

Значит этот человек преступник! Вор! Убийца! Его надо арестовать и казнить, а он ходит здесь спокойно, при стражниках. А они и в ус не дуют?!

— Как ты их различаешь? — поморщился брезгливо Смотрящий, — эти нищие шлюхи все на одно лицо…

— А я их по другому месту различаю, — захохотал Дрыщ и снова повернулся ко мне, — слышь, девка, захочешь на ярмарке работать найди меня. Пару палок, и я тебе устрою протекцию…

Я не сразу поняла о чем он говорит. А когда осознала, вспыхнула от смеси стыда и обреченной ненависти. Совсем недавно за эти мерзкие слова его убили бы на месте. А сейчас, я ничего не могу сделать. Я ведь сама только что предлагала себя стражнику. Пусть это было сделано с другим умыслом, но этот Дрыщ явно все слышал. И сделал выводы. Но я лучше сдохну, чем буду зарабатывать таким мерзким способом!

Смотрящий со своими людьми ушли. Я поднялась с земли, успокоила Лушку. Мне хотелось как можно быстрее вернуться в ту конуру, где мы провели ночь и спрятаться там от всех, чтобы больше не чувствовать на себе липкие, грязные взгляды прохожих.

— Мам, — всхлипнул сын и тряхнул мою безжизненно повисшую руку, — я есть хочу… ты говорила, что мы купим молока…

Уставилась на него сверху вниз, плохо понимая, что ему надо.

— Мам, — всхлипнул мальчишка снова, — мам!

Я сглотнула противную горечь, застывшую в горле. Мне надо привыкнуть, надо научиться не обращать внимания на такие оскорбления. Это не на всегда… на время… А потом, когда я снова вернусь туда, где должна быть, я отомщу. Прикажу найти этого Дрыща, арестовать и казнить. И буду с радостью смотреть, как он хрипит и дергается на виселице.

— Идем, — кивнула я Лушке и, крепко держа маленькую ладошку в руке, влилась в плотную толпу на ярмарочной площади.

Ярмарка почти ничем не отличалась от тех, что я видела в другом мире. Продавцы так же нахваливали свой товар, кричали, зазывая покупателей, которые отчаянно торговались и звенели монетами. Мясо, молоко и молочные продукты, овощи, зелень, речная рыба — все было очень привычно и знакомо.

Только люди были одеты по-другому, вместо машин стояли лошади с телегами, а вместо весов использовали совсем другие меры.

Крынка козьего молока стоила две гринки. Коровье можно было купить всего за одну гринку, но для младенца козье молоко гораздо лучше, чем коровье. А я была так рада, что мне хватает денег, что решила не жалеть. Ночью снова пойду обирать пьяных мужиков.

На ярмарке я потратила все деньги. Две гринки отдала за молоко, по одной одной за каравай серого хлеба, маленький, с ладошку, шмат соленого сала и большой пучок лука. На последнюю гринку я купила рожок для кормления Анни. Мне торговка молоком подсказала, когда узнала, что у меня пропало молоко.