Сердце до боли сжало, заставляя из глаз политься слезы. Но я продолжала смотреть на него, все еще не веря, что он только что признался в своих чувствах. Ведь это все меняет… и не меняет ничего…

— Ну, что ты, девочка моя, я тебя расстроил? — с тревогой в голосе, нежно спросил ректор, стирая с глаз слезинки.

— Нет, — ощущая слезы на губах, почти прорыдала ответ. И прежде чем он что-то еще спросил, обняла его так крепко, как только могла, чтобы заглушить эту давящую боль в груди, — я счастлива.

— Я не буду торопить тебя. Хочу, чтобы наши отношения шли своим чередом, хочу пригласить тебя на свидание, подарить цветы…

— Не надо цветы! — закричала как умалишенная, вызывая у мужчины не то, что непонимание — страх, — не люблю, когда рвут цветы. Они же тоже живые, и я чувствую их боль.

— Учту! — он старательно пытался быть серьезным, но сдерживать смех становилось все сложнее, и, не выдержав, он рассмеялся, как и я.

Миррелия

Сандер открыл мне портал в один из пустынных коридоров академии. Прежде чем отпустить меня, он подарил мне страстный, требовательный поцелуй, от которого до сих пор кругом голова, щеки раскраснелись, а губы распухли.

К груди до сих пор прижимала порядком потрепанные пирожки, которые все это время отчего-то не выпускала из рук. Форму они изрядно потеряли, но пахли по-прежнему аппетитно.

Как и решила, направилась в парк, но тот был не лучше пчелиного улья. Сложилось такое впечатление, что вся академия вывалила на улицу, дабы обсудить что-то важное на свежем воздухе.

В голову пришла мысль проведать старого знакомого. Уж там-то точно не должно быть лишних глаз и ушей.

Едва не столкнувшись на входе с господином Оверданом, завернула в угол, в ожидании, пока мужчина покинет свое детище и пробралась внутрь, едва не попав под защитные чары, запирающие территорию от нежеланных гостей.

Пройдя мимо вольера с неким страшным существом, что грозно рычало, находясь в тени, вздрогнула, обходя его максимально отдаленно, в очередной раз поражаясь, каких опасных тварей содержит академия в своих стенах… Прошла к уже знакомому вольеру.

Кринтус жалко поскуливал, как побитая собака. Прижавшись к земле, животинка смотрела куда-то вдаль. Если обойти все вольеры, то где-то в той стороне, куда смотрит зверь, виднеется лес.

— Тоскуешь? — сев напротив вольера, поинтересовалась у бедного зверя. Тот лишь заскулил сильнее. — По родным? — и зверь заскулил с такой болью, что в моем сердце вновь образовалась тоска, что успела залечь на дно. — Понимаю, я тоже тоскую. Мне до безумия не хватает сестры.

Зверь вновь тоскливо завыл, подбираясь поближе. По телу пробежала холодящая дрожь, и некий голос в голове попросил «расскажи». В глазах застыл вопрос, направленный кринтусу и тот едва заметно кивнул. Собравшись с мыслями, взглянула на ожидающего зверя, и решила рассказать. Мне давно хотелось выговориться, вот только поговорить было не с кем.

— Она была блондинкой, высокой, статной, красивой. Моя полная противоположность. Краса всего поселения, местная знаменитость и любовь каждого второго мальчишки. Она подавала надежды. Еще с рождения отмеченная богиней Давилией, как избранная, чтобы возродить наши угасающие земли. С рождения была выше всех живущих, как наша будущая спасительница. Уже многие тысячелетия мой народ процветает, отдавая богине раз в триста лет жертву. И она должна была принести ее в свой пятидесятилетие. Мне ее так не хватает. Она ведь отправилась учиться сюда, в эту академию, хотела узнать жизнь на вкус, вдали от матушки, которая контролировала каждый ее шаг. Но в отличие от меня, матушка любила ее, а меня же всегда ненавидела. Ты ведь не знаешь, но я только наполовину нимфа, — кивнула сама себе, признавая тот факт, что кровь отца от меня никуда не делась, — мой отец был человеком. Уж не знаю, как мать решилась на связь с человеком, но я стала плодом их страсти и самым большим ее разочарованием в жизни, — уселась поудобнее, создавая под попой травяную подушку. От земли уже немного подмерзла. Заерзав, вновь вспомнила про пирожки, — ты, наверное, голодный? — зверь внимательно моргнул, — у меня есть только пирожки. Будешь? — кринтус приподнял мордашку, приглядываясь к моим припасам, — ты извини, они помялись немного, но уверенна, по-прежнему вкусные.

Кринтус осторожно, ползком, подобрался к краю вольера, указывая носом на рябь. Приглядевшись, поняла, что это брешь в вольере, через которую господин Овердан или его подручные кормят животину. Прицелившись, бросила туда пирожок и зажмурилась, боясь, что ошиблась и тот превратится в пепел. Но все прошло вопреки моим страхам. Угощение упало к морде животного, и, обнюхав добычу, кринтус тут же проглотил сдобу. Под его одобрительный кивок, бросила второй пирожок. Мгновение, и от пирожков остался лишь запах на моих руках.

— Понравилось? Я бы с радостью захаживала к тебе почаще, но мне жутко не везет здесь. Вечно влипаю в неприятности. Уверенна, и это посещение мне аукнется.

«Помоги мне» — вновь прозвучал уже знакомый голос в голове. И столько ожидания было во взгляде зверя, что от собственного бессилия хотелось плакать.

— Я бы рада, но как? Я плохо владею всеми этими заклинаниями. Мне не под силу отключить здешнюю защиту.

«Помоги!» — взвыл голос, — «семья», — и в голове всплыл образ пяти крошечных зверьков, жмущихся друг другу от страха. Кринтус послал образ своих детенышей, когда он видел их в последний раз. Их выследил демон-охотник, и кринус спрятав своих малышей, принял удар на себя, уводя того подальше. Так он и попал в вольер господина Овердана.