В ответ на это его мужики резко дергаются вперед, сразу оба, как киборги по беззвучной команде. Один залетает мне за спину, нажимает на затылок и тупо вдавливает голову с тол, так сильно, что зубы до крови врезаются в щеку. А когда я пытаюсь вырваться - рядом появляется второй и я замечаю стальную «одноглазую» трубку глушителя, который нацелен прямо мне в лицо.

Блять.

Блять, блять, блять!

— Костя, если он дернется или перестанет быть достаточно мягким - отстрели ему… что-нибудь.

— Никита, давай… - Дуло плотно упирается мне в лоб и я замолкаю на полуслове, пока голос Щербакова не отдает команду «разрешить говорить», и тогда его мордоворот тычет меня пистолетом в висок. "Eбаный ты в рот.
– Давай все обсудим. Спокойно. Я не очень понимаю, каким образом мои мозги вокруг решат наше маленькое… финансовое недоразумение.

Он снова противно смеется и предлагает своим амбалам усадить меня обратно. Они делают это, но максимально неласково, как будто я - какой-то мальчик для битья. Приходится молчать и терпеть, пока троица не свалит из моего дома.

В голове уже прокручиваю варианты, кому слить маленький компромат на этого гандона и парочку его «партнеров», чтобы они, когда им прилетит за компанию, потом уже сами добивали старого козла. Сука, да меня никто в жизни так не унижал, как эта седея гнида!

Когда Щербаков садится обратно в кресло, а его мужики так и стоят по обе стороны от меня, его взгляд выразительно утыкается смятый листок, теперь испачканный еще и следами моей слюны. Разворачиваю, пробегаю взглядом по длинному столбик цифр и потом смотрю в итог.

Он совсем ёбнулся?!

— Вижу, тебя тоже впечатлило наше с тобой… как ты там выразился?
– Щербаков вальяжно закидывает ногу на ногу.
– Маленькое финансовое недоразумение. А представляешь, каково было мне - вот так, за завтраком из моего любимого французского омлета, узнать, что все это время ты, сукин сын, имел меня, как какого-то пидара из подворотни.

— Ты серьезно?!
– В сердцах повышаю голос и дуло в очередной раз опирается мне в щеку. Приходится поднять руки, чтобы показать, что я все понял и буду вести себя хорошо. От унижения сводит живот, как будто внутри работает перемалывающая кишки машина.
– Никита, сорян, но это… вообще…

— Это вместе с моральной компенсацией, - перебивает он и медленно встает, оправляя лишенный даже микроскопических складок пиджак. Амбалы тут же послушно становятся ему за спину.
– У тебя три дня, Олежек. Ровно три, начиная с этой минуты. Никаких отсрочек, никаких поблажек. Попробуешь снова меня наебать - разговор у нас будет совсем другой. Короткий и неприятный. Некоторые вещи я привык решать быстро, особенно, когда на кону стоит моя репутация. Скажи спасибо своей сосалке, что я сжалился и накинул еще день.

Дождавшись, пока я кивну в знак того, что услышал, Щербаков идет к двери, но уже у порога останавливается и добавляет с видом человека, который забыла самое главное. Что, блять, он еще от меня хочет, ёбаный ты блять?!

— На случай, если вдруг твой тупой мозг не додумается до этого самостоятельно, предупреждаю - очень не советую даже пытаться сбежать. Ты же меня знаешь - я всегда подстраховываюсь. И передавай привет Виктории. Жаль, что она уже такая потасканная, а то бы я пристроил ее в один притон для любителей «возрастной» клубнички.

Когда он уходит, я еще раз смотрю на цифры в сраной бумажке.

Это реально полный пиздец, потому что есть просто большие суммы, есть очень большие суммы, и даже - нереально большие, но выставленный Щербаковым счет - это лютый пиздец. Мне придется конкретно выпотрошить все свои счета и активы, чтобы дать седому мерину то, что он хочет.

Пока прокручиваю в голове, где и сколько, по примерным подсчетам, перед глазами мелькает разлитое бухло на столе. Уродливые капли цвет мочи с кровью на моем прекрасном дорогущем столе из орехового дерева, который привезли под спецзаказу с бельгийской фабрики. Смахиваю их рукавом, но становится еще грязнее.

Проклятый Щербаков!

Бью кулаком по столу - снова и снова, пока не начинает трещать пальцы.

А потом смахиваю все на пол.

Хватаю стакан, разбиваю об лакированную поверхность. Самым большим осколком царапаю на ней «ХУЙ ВАМ ВСЕМ!!!» И устало падаю обратно в кресло, корчась от боли, когда кровь толчками бьет из разрезанной ладони. Перетягиваю ее носовым платком, но ни хрена не помогает.

Вылетаю в гостиную. Ника сидит на диване, как Хома из старого фильма, в кругу использованных, испачканных кровью салфеток. На мое появление она вообще никак не реагирует - продолжает смотреть в одну точку перед собой и стирать кровь с противно распухшей губы. Блять, она вообще может сломаться? Сколько ее нужно бить, прежде чем закончится заряд ее внутреннего мотора, она ляжет, и наконец, перестанет корчиться, изображая жизнь?