Её глазницы-кратеры таращились на дорогу, по которой мчались во весь опор всадники. Свистел ветер, бряцали шпоры, взрывали песок копыта. Облако дорожной пыли распухало в хвосте молчаливой колонны.

Луна старалась. Луна светила. Она отражалась от взмыленного бока лошади. Она поблёскивала в неживом, подёрнутом белой плёнкой глазе командира отряда.

Кобыла заржала, мотнула головой. Неутомимая плётка хозяина продолжала наказывать её за ошибку, которую лошадь не совершала, – там, в опустевшей деревне, их направили по ложному следу.

Луукас Краснолицый по кличке Циклоп натянул поводья, опустил онемевшую руку. Его спутники отреагировали быстро – придержали коней. Но несколько всадников в пылу погони проскакали мимо и вернулись, только спустя время.

След от повозки обрывался прямо посреди дороги, как будто телега воспарила в небо, прямо навстречу костяной Луне.

– Кто мне это объяснит?

Всадники мрачно переглянулись, промолчали.

– Вы же нанимались ко мне как лучшие следопыты! Ну, кто из вас?

Командир сплюнул, сощурил зрячий глаз, вытер грязным платком взмокший лоб и шею.

Никто в отряде не смотрел на него. Погоня затянулась на две недели, вместо обещанных суток. Циклоп взбешён, и неизвестно, что взбредёт ему в голову.

Одного товарища они уже потеряли, когда чуть не завязли в болоте. За серьёзный проступок командир мог подвергнуть волчьему суду каждого, в ком сомневался. Это когда всадники на лошадях встают в две линии, спинами друг к другу, а подозреваемый накидывает на себя волчью шкуру и проходит по живому коридору. Если повезёт – лошадь тебя не лягнёт.

Курту Бородуле не повезло: он спутал телегу кузнеца, который искал на болотах руду, с повозкой беглецов. Не в его пользу говорило и то, что он был родом из этих мест, а значит, мог прикрывать своих. Теперь следопыт лежит в тёмном омуте с проломленным черепом.

Не услышав ответа от команды, Циклоп набрал воздуха в грудь, чтобы их отчитать. Но тут же раздался монотонный голос из темноты, со стороны обочины:

– Повозка не испарилась. Они её просто перенесли. На руках. В поле.

Командир развернулся, чуть тронул лошадь пятками, поехал на разгорающийся свет фонаря. Копыта мягко ступили на траву.

– Что ты там вообще можешь видеть в такой темноте, Моргред?

В сумраке показалась длинновязая фигура в дорожном плаще, опущенная на одно колено. Конь, такой же тощий, похожий на скелет, держался близ хозяина, щипал траву. Моргред поднял бледное лицо:

– Я не вижу, я нащупал.

Он провёл пальцами по неглубокой колее, оставшейся на земле, коснулся примятых венчиков горицвета, надел тонкую перчатку. Луукас поёжился, вспомнив ледяное рукопожатие колдуна, и ему на миг показалось, что лепестки цветов покрыл иней.

– Их не так много, чтобы перетащить гружёную повозку!

– Ошибаешься, командир. Их много, больше полусотни. Подмога пришла с полей и оттуда, из леса.

Циклоп посмотрел в направлении, указанном Моргредом, но не увидел ничего, кроме шарообразных верхушек ив, посеребрённых лунным светом.

– Деревенские. Вот сучьи дети! Как же они её подняли?

– Четверо людей могут запросто поднять на пальцах одного взрослого человека. Вопрос лишь в расположении точек опоры и распределении веса.

– Но это повозка, Моргред. Тяжёлая, неповоротливая…

– Мы уже давно преследуем наших врагов и убедились, что они действуют непредсказуемо…

Командир засопел – ему лучше было и не напоминать об этом. Как только они встали на горячий след, какая-то сволочь рассыпала по дороге шипастые пирамидки, выкованные специально для преследователей. Через пару часов кони захромали, и отряду пришлось остановиться в ближайшей деревне.

Короткая передышка подействовала на Луукаса как ушат ледяной воды – он понял: они преследуют профессионалов.

Командир коротко кивнул подъехавшему юноше-альбиносу. Тот переглянулся с колдуном и пустил коня рысью.

Луукас видел в тусклом лунном свете, как, отдалившись шагов на двести, юноша слез с коня, наклонился и приложил к земле ухо.

Прошла минута, такая долгая, что командир не выдержал:

– Ну?

Вот альбинос оторвался от земли, запрыгнул в седло и поскакал обратно.

– Они совсем рядом. Я слышу голоса и топот. – Юноша закусил губу.

– Что ещё ты слышишь, Анемед? – спросил колдун. – Что ещё, мой мальчик?