Шрифт:
— Думаешь? — недоверчиво переспросил Серхио и, наконец, обернулся.
— Возможно, будет и второй, — задумчиво пробормотала я, не позволяя посмотреть на мужчину, хоть и желание такое имелось.
Я размышляла, дотошно продолжая наблюдать за картиной в иллюминаторе — скоро на небе зажгутся первые звезды.
Серхио прав — полностью довериться ему я более не смогу. Рассматривать его как своего мужчину не получалось. Несмотря на симпатии, мое сердце не пело, а обманывать себя я не привыкла.
Профессор и Аристократ — шутка природы.
Но даже от одной мысли, что он исчезнет, не оставив и следа, у меня в груди появлялся дискомфорт неизвестной природы. Кажется, внутренний мир Причала и Верфи связали нас, не спросив нас.
Мне было искренне жаль человека, который сейчас открылся передо мной, человека, запутавшегося в чужих иллюзиях и общественном давлении. Серхио стал заложником своего положения и сам не понимал, что же для него истинно и ценно, а что нет; что имело значения для него самого, а что всего лишь ничтожная пылинка. Помочь ему разобраться в дебрях многообразия ценностей и условностей я не могла, этот выбор делает каждый самостоятельно, однако, если у Серхио возникнет такая необходимость, я буду рядом.
Без слов я протянула к нему свою ладонь и слегка сжала его напряженные и холодные пальцы. Вот так, все будет хорошо. «Я здесь, я не таю обиду и понимаю тебя» — сообщал мой жест.
За бортом дирижабля давно стемнело, и только луна серебрила молниуловителии и спокойные волны Восточного Океана.
Россыпь звезд, которые выглядели, как родинки на темно-синей коже многоликого и недостижимого существа, и ни единого пятна — белого облака.
Так, в полной тишине, держась за руки и сплетаясь на неведомом ином уровне, мы смотрели на ночное небо и пропустили ужин. Кто-то из команды попытался позвать меня к столу, но, увидев в каюте сэра Кроуэлла, счел эту попытку не своевременной и неудачной, быстро ретировавшись. Больше нас никто не беспокоил.
Прежде чем уйти, Серхио аккуратно отпустил мои пальцы и нежно погладил мою руку, очень тихо поблагодарив:
— Спасибо, Лия.
Медленно и еле слышно мой наниматель (а может быть, и друг) исчез.
Я вместе со своим питомцем даже не пошевелилась, и мы продолжили бессовестно валяться. Я наблюдала за ночью, а Лазур крайне сладко посапывал. Я все думала, думала, думала…
Я думала о том, что я на самом деле понимала Серхио, уже не испытывая горечи после его манипуляций с моими эмоциями. Страшного ничего не произошло, а участвовать в экспедиции я и без его качественной обработки мозга хотела. Он привык к совершенно другому поведению и образу жизни, где все покупается и продается, а человек со своим внутренним миром никого не волнует. Кроуэлл живет совершенно в другом мире. Если я могу стать ему дружеской опорой, то стану, пока он не перестанет метаться и не определиться со своим душевным содержимым.
На этой мысли я неожиданно уснула. Треволнения за целый день меня истощили, мне требовался отдых — так решил за меня мой организм, отрезав от раздумий крепким сном.
Солнечный луч беззастенчиво разбудил меня, яро припекая мою левую щеку и глаз. За иллюминатором царила аквамариновая благодать нежного утреннего оттенка. Когда я надела очки на свой любопытный нос, то смогла различить, где заканчивается небо и начинается океанская гладь со спокойным дыханием волн.
Так как вчера я не удосужилась поужинать, то была голодна, и не просто голодна, а голодна с большой буквы. Нетерпеливо скачущий по полу Лазур был со мной солидарен, демонстрируя свою готовность отправиться за едой. Человек, конечно, животное, но не до такой степени, чтобы выходить в люди с рыжей копной нечесаных кудрей и нечищеными зубами. Мне пришлось привести себя в порядок в крохотной ванной. Общая и единственная для всего второго уровня, она была столь маленькой, что, боюсь представить, как Сеймур справлялся.
Нужно дать должное мужской половине на «Стремительном», в ванной комнате царила чистота и свежесть. В ней помещалось все, что было необходимо: малюсенькая раковина, туалет и душ. Выглядели они почти так же, как в купе в междугородних путеводках. В них я все-таки путешествовала, и не раз. А вот в дирижаблях — никогда. Правда, и здесь, и там для использования всего этого оборудования приходится приспосабливаться, и расход воды был строго подконтрольным.
Надев свободную рубашку и плотные штаны с вместительными карманами для походов, все те же удобные ботинки, я была готова к завтраку. Напоследок я расчесала рыжие волосы пальцами и собрала их в нетугой узел. Я водрузила Лазурную Ящерицу себе на плечо, и мы отправились на первый уровень.
Несмотря на то, что солнце разбудило меня довольно рано, вся команда уже давно позавтракала и во всю работала. В общей столовой никого не было, только лысый Кок вышел из кухни и поставил передо мной тарелку с изумительно пахнущей кашей, а в добавок к ней бутерброд со сливочным маслом. Лазура он снабдил костями и шматом сырого мяса и удалился после того, как мы перекинулись с ним пожеланиями доброго утра и вопросами о том, как прошла ночь. За время нашего короткого разговор мне показалось, что он был несколько обижен за мое отсутствие во время ужина. Когда я доела все до последней крошки, пришлось идти в кулинарное царство, где я заверила Кока, что от усталости просто была не в силах появиться на вечерню трапезу. Кок похмыкал, но простил меня, несчастного рыжего профессора.
Теперь со спокойной и любознательной душой можно было отправляться на самый верх и засунуть свой пытливый носик везде, куда будет дозволено.
На верхней палубе неожиданно для меня было шумно. Команда была занята делом: кто-то проверял снасти и крепления дирижабля, кто-то просто драил пол, кто-то не давал птичьим стаям стать жертвой неумолимого движения летательного транспорта. Один из членов экипажа меня заинтересовал особенно, и складывалось такое впечатление, что он просто стоит на носу палубы и смотрит строго перед собой. Естественно, я не смогла пройти мимо и спросила, чем же он таким занят. Мне объяснили, что это корректировщик и его работа крайне ответственна, требует много внимания и сосредоточенности.