Собравшиеся на площади люди замерли. Секундная власть стихии прекратила деление на враждующие стороны, а яростно бушующее перед глазами пламя подействовало на всех одинаково ужасающе.

Затем, словно опомнившись, немцы бросились к горящим автомобилям. Как будто могли здесь чем-то помочь. Первая человеческая, до крайности бестолковая реакция.

Шеренги разрушились, дистанция между ними сократилась и в следующий миг под ноги фашистам полетела ещё одна ручная граната. Передние ряды попытались остановиться, однако задние, создавая скученность, по-прежнему наседали. Не давая фрицам опомниться, Оса полоснула по толпе автоматной очередью.

Мгновенье и клацанье затвора её MP потонуло в новом взрыве. Хаос, безумная жестикуляция германского офицера, дикие вопли раненых. Как оказалось, боль не делала различий между обычными, ничем не примечательными для немцев пленниками и солдатами "высшей расы". Эсэсовцы ощущали её ничуть не меньше, на себе прочувствовав, какова та на самом деле.

Пытаясь взять ситуацию под контроль, лейтенант вдруг неистово заорал:

— Zur"uck! Dummk"opfe…

Однако закончить фразу не успел. СВМ "Паука" расчертила его жизнь на "до" и "после". Причём вторая её половина вышла невероятно короткой. Во лбу офицера появилась маленькая, очерченная ровными контурами дырочка из которой медленно потекла тоненькая струйка крови. Нелепо взмахнув руками, мужик дёрнулся и безвольным кулем осел на землю.

Следующей целью "медведей" стал огнемётчик. Не дав фашисту поджечь сарай с людьми, наглухо теперь заколоченный, Жан решил проблему одним выстрелом. В этот раз "мосинка" отработала по висевшему за плечами солдата баллону с горючим газом. Взрыв, и к стонам многочисленных раненых, добавились его собственные, давящие на перепонки вопли. По какой-то «странной причине» то, что немцы приготовили для других, самим им очень не нравилось.

Потеряв половину отряда, противник наконец-то пришёл в себя. Оставшиеся в живых попадали мордами в землю и, пытаясь подавить огонь не обнаруженных пока снайперов, открыли беспорядочную стрельбу по окрестностям. Однако, как выяснилось, сделать это было не так-то легко. Более двух выстрелов из одной позиции стрелки не производили.

Пока ситуация складывалась для нас неплохо, вот только тратить время на перестрелку было нельзя. Увязая в тактическом бою, мы лишались главного своего преимущества — внезапности.

— Заткни снайпера, командир, — Оса не хуже меня "читала наружку", — я людей выведу.

Перемещение за стоявший на обочине "Mann", и окно, где обнаружился "егерь", как на ладони.

"Вижу" — Жестом обозначил готовность.

Приняв сигнал, Воложина короткими перебежками бросилась к бараку. В ту же секунду автомат, в моих руках ожил. Высекая из камней многочисленные, впивающиеся в тело осколки, пули крошили стены в полуразрушенной комнате брошенного дома. Чем больше их будет, тем лучше. Под непрерывным огнём особо не повоюешь. Главное сейчас не дать немцу занять позицию и припасть к окуляру своего карабина. С 6-кратным "Hensoldt & Soehne", обычно используемым "егерями", на такой дистанции, фриц был в состоянии разглядеть здесь каждую мелочь.

Рожок опустел ровно в тот момент, когда Оса финальную пробержку закончила.

— Е…, — не выдержал я.

4 секунды на замену магазина и новая очередь по лёжке снайпера. Однако, как выяснилось, было уже поздно. Фриц успел переместиться и выстрел из "98-го" произвёл сквозь соседний, загромождённый различным хламом, оконный проём.

С этого момента время для меня необъяснимо замедлилось. Мозг почему-то стал воспринимать происходящее иначе, словно не соглашаясь с ужасной реальностью.

Преодолевая оставшиеся до цели метры, Лиза двигалась теперь размеренно и плавно. Она. Наконец, добралась до сарая, схватила запирающий выход засов и рывком сдвинула его в сторону. Массивная дверь отворилась. Стеная от боли и ужаса, люди устремились вперёд. Испуганные, обезумевшие, спасающие свои жизни, они не разбирали дороги.

Оса ещё успела отыскать средь толпы своих, вложила ладонь Даши в руку Егору, и указала ребёнку на ближайший к ним дом.

"Туда бегите!"

Спасая Даринэ от опасности, мальчишка мигом рванул вперёд. Воложина же бросилась помогать остальным. Ногой вышибла, сдерживающий вторую половину двери, засов, расширила людям проём и ухватила за одежду какую-то лежавшую на полу женщину. Вытянула ту из сарая волоком. Затем подняла с земли грудного ребёнка, попыталась всучить его плачущей рядом девочке лет двенадцати. И вдруг содрогнулась. Замерла от невидимого удара, беспомощно присев на колени. Судя по движению тела, пуля попала ей в грудь. По крайней мере, с позиции, что занимал, представлялось именно так.

Не осознавая, что делаю, я бросился к ней. Без прикрытия, встав во весь рост, на ходу опустошая по лежке немца второй магазин. Как ожидалось, попав под огонь автомата, снайпер на какое-то время повторно затих.

Когда добрался до злосчастного сарая, Лиза была жива. Лежала на спине, глядя в безоблачное небо, и ловила ртом ускользающий от неё воздух.

— Красиво-то как, — едва шевеля губами, прошептала она, — прости, командир… Подвела… я…

Расстегнув китель, осмотрел ранение. К счастью сердце задето не было. Пуля прошла чуть выше. Однако, хорошего всё равно было мало. Края раны рваные, а обильно вытекающая из неё кровь, свидетельствовала о повреждённой артерии.

— Что там, ком? Плохо.… всё?

Оса попыталась улыбнуться, но вышло натужно. Ответить я не успел, потому как новый выстрел из "Маузера" вынудил вздрогнуть. Не знаю, кто уж там меня оберегал, только пуля во второй раз за день прошла в сантиметрах от носа.

Имитируя "попадание", я завалился вперёд и, потянув за собой Лизу, рухнул в не глубокую, наполненную придорожной пылью, канаву. Прижав девчонку к земле, почувствовал, как дыхание её прервалось. Оса несколько раз судорожно сглотнула и вдруг стала медленно затихать.