Шрифт:
— Чем Кирилл опасен, Леонид Сергеевич? — спрашиваю я.
И, честное слово, я не уверена, что не сплю. Происходящее кажется чем-то сюрреалистичным. Тотемы? Чародеи? Магия? Не хватает, пожалуй, письма из школы для волшебников. Как это переварить? Как принять? А, может, достаточно ущипнуть себя — и проснуться?
— Как я говорил, Кирилл попал в беду, — отвечает Леонид Сергеевич. — Его магическое поле искажено, а источник силы опустошен. Проще говоря, сейчас он похож на калеку. Он восстановится — постепенно. Но есть и другой способ, быстрый. Секс с девственницей. Если он выпьет твою энергию в момент слияния, то быстро излечится. Мия, надо разжевывать, чего он хочет… на самом деле?
Это все объясняет. Если поверить в то, что сейчас услышала, то… все логично. Мажор, сосланный к дяде, нашел дурочку, которую можно использовать. Все так удачно сложилось! Мой страх разоблачения, его желание исцеления…
Кирилл отпускает мою руку и встает. Я вижу его профиль, и не могу не заметить, как крепко сжаты челюсти и как бледны губы.
Неужели все правда?
Сердце сжимается в груди, и сделать очередной вздох невыносимо больно.
Глава 18
Кирилл
Да что ж такое! Дядя мне и слова сказать не дает! И выходит, что я — последняя сволочь!
Но ведь это не так!
Не так?..
Взгляд случайно падает на Мию — посеревшую от ужаса, растерянную, ошеломленную. И я понимаю, что она поверила дяде. Я проиграл эту битву, не произнеся ни слова.
В наступившей тишине раздается телефонный звонок.
— Ответь, — говорит дядя.
Мия достает телефон из сумки.
— Да, мам… — говорит она едва слышно. — Нет еще. Где? Ну…
— Дай мне телефон, — просит дядя. И уверенно произносит: — Да, Татьяна. Добрый вечер. Да, это я. Мия со мной. Случайно встретил ее на улице, мы разговариваем. Не переживайте, мы вернемся домой вместе. Да. Нет, ужинать будем дома. Да, всего доброго.
Пока дядя разговаривает, я думаю о том, что он продолжает оберегать Мию, как родную дочь. Хотя нет… Была бы она родной, он бы ноги повыдергивал такому, как я. В смысле, со стороны все так и выглядит. Я — злодей, она — жертва. Я и вел себя с ней, как злодей. Шантажом заставил встречаться, оскорблял, издевался. Как будто действительно хотел использовать.
Я не говорил Мие о том, что чувствую. А когда она призналась в симпатии — высмеял. Почему же меня удивляет, что она поверила дяде? Это неприятно, факт. И вполне предсказуемо.
Я здесь определенно лишний.
— Кирилл? — негромко окликает меня дядя.
Поворачиваюсь к нему с порога.
— Что?
Разве не он хотел, чтобы я ушел?!
— Ты куда?
— Домой. Мать Мии не обрадуется, если мы вернемся вместе.
Мне хочется наорать на дядю, ударить кулаком о дверной косяк, устроить скандал. Но я сдерживаюсь. Эмоции ничего не изменят. Хорошо запомнилось, что сказал отец, когда я бесился перед ссылкой к дяде.
— Ты лучше поплачь. Слезы вымотают тебя быстрее. Но свое решение я изменил бы только в одном случае. Если бы убедился, что ты повзрослел. Пока же ты ведешь себя, как двухлетка. Отобрали игрушку — устроил рёв.
Это прозвучало жестко и обидно, но я усвоил урок. Хочу поговорить с дядей спокойно. Теперь можно узнать, что со мной происходит.
На Мию не смотрю, ухожу, не прощаясь. Мне кажется, что если опять увижу ее взгляд, полный отчаяния и страха, не выдержу. И она испугается еще сильнее.
Дома пусто и темно. Татьяна Петровна возится на кухне, готовит ужин. С удовольствием спустился бы в тепло, выпил чаю с медом. Но мне сейчас лучше не показываться ей на глаза.
По дороге домой была мысль напиться. Мне уже исполнилось восемнадцать, и купить пиво — не проблема. И дядя не запирает бар, а там есть и коньяк, и джин, и виски. Но… нет. После будет только хуже. Не хочу расплачиваться за временное умиротворение головной болью и тошнотой.
И почему они так долго?!
Дядя же не выгонит Мию с матерью из дома? Нет. Иначе он не рассказал бы ей о нас. Придумает какое-нибудь наказание за то, что она ослушалась? Не думаю, что суровое. Кажется, все, чего он хотел — разлучить нас.
Смешно… Мы же не вместе…
Я вспоминаю Мию, спящую на моем плече. Так спокойно и умиротворенно я не чувствовал себя очень давно. Целую вечность. Вспоминаю наш поцелуй. Губы Мии… ее дыхание… ее взгляд из-под полуопущенных ресниц — ошалелый, мягкий, обволакивающий…
Клео целовалась, как тигрица. Или как удав. Иногда у меня появлялось ощущение, что еще немного — и меня проглотят.
Это теперь я чувствую разницу. А тогда мне нравилась ее напористость. В том, что произошло, есть и моя вина. Клео тешила мое самолюбие, я был легкой добычей.