Тут я роняю челюсть, потому что до меня доходит, о каком друге рассказывал дядя! И почему никто в семье не говорил о том, что дядя и Акела дружили? Впрочем, это как раз неудивительно. Дядя Лёня, конечно, не изгой, но на семейных сборищах о нем не вспоминают.

Так… Что-то не сходится! Зачем такому чародею, как Акела, охранник? Ведь муж Татьяны Петровны был телохранителем, я это запомнил.

— Но Арсений официально не удочерил Мию! — оживает мама.

— Он и не мог, — огрызается Татьяна Петровна. — Он ничего не знал о дочери.

— Арсений погиб, когда Мия еще не родилась, — напоминает дядя.

— И почему вы молчали столько лет? — не унимается мама. — Родители Арсения еще живы. Да они озолотили бы вас вместе с внучкой!

Вот, кстати, да. Интересно, почему.

— Потому и молчала, что мне этого золота не нужно! — ворчит Татьяна Петровна. — Не хотела, чтобы они знали. Не хотела вмешивать Мию во все эти ваши чародейские интриги. Я знаю, что тот самолет взорвали. Я всегда хотела, чтобы моя дочь жила обычной жизнью!

— Так ваш муж тоже чародей? — выпаливаю я.

— Нет.

— Но… зачем Волкову… охранник?

— Ты забыл о том, что чародеи скрывают свое существование? — усмехается Татьяна Петровна. — Волкову по статусу телохранитель требовался. Муж еще радовался, что работа легкая…

Она машет рукой.

— И вы его любили? — не унимаюсь я. — Волкова?

— Кирилл! — осаживает меня дядя.

— Любила, — отвечает Татьяна Петровна. — И не жалею, что изменила мужу. Ты это хотел услышать?

— Есть еще причина, — вмешивается дядя, чтобы сменить тему. — Татьяна?

— Да говорите уж, — машет она рукой. — Это ваша тайна.

— Моя истинная — сестра Татьяны, — говорит дядя. — Она не хотела такого же для своей дочери.

— Но от судьбы не уйдешь! — горько произносит Татьяна Петровна. — Именно в вашем доме моя дочь встретила Кирилла.

— Все тайное становится явным, — возражает дядя. — Я говорил тебе, что Мия имеет право знать правду.

Мия слушает их молча, но после этих слов бочком движется к выходу. Ее бегства не замечает никто, кроме меня. Я иду за ней следом и нагоняю в саду.

— Бельчона…

— А? — оборачивается Мия. — Кай, не сейчас. Пожалуйста.

— Нет. — Я отрицательно качаю головой. — И не проси, одну не оставлю. Не сейчас.

Она недовольно морщится и идет в глубину сада, туда, где на липе висят старые качели. Веревки давно подгнили, ветка скрипит, но Мия садится на потемневшую доску.

— Упадешь, — предупреждаю я.

— Никогда, — отвечает она. — Их твой дядя делал, для меня. Он обещал, что они никогда не оборвутся.

— А ты поверила? Много времени прошло. Даже если тут заклинание стояло, оно давно выветрилось.

— Никому нельзя верить, — произносит Мия с болью.

— Неправда! Мне можно, — возражаю я.

Она вздыхает так тяжело, что мне самому становится больно.

— Если будет нужно, ты же тоже соврешь, — говорит Мия. — Ради меня.

— Не знаю, — отвечаю я честно. — Надо будет, совру. Но очень постараюсь этого не делать. А ты? Разве ты никогда не врешь? Во благо?

— Да, и я такая же, — соглашается она.

— Не суди так строго, Мия, — прошу я. — Прости ее.

— Да при чем тут мама! — злится она. — Мне что теперь делать?

— Ничего. Мне все равно, кто твой отец.

— Не ври! Тебе не все равно. Я видела, как ты на меня смотрел.

— Как?

— Как будто у меня рога выросли! Позолоченные!

Мы редко ругаемся, но… бывает. И я давно уяснил, что Мие нужно время, чтобы успокоиться. В обычное время я оставил бы ее одну, как она и хотела. И через полчасика ее злость прошла бы. Однако сейчас я до одури боюсь, что потеряю Мию. Она права, правда многое изменит. Если не в наших отношениях, то в отношении к ней и ее матери — точно. Шутка ли — наследница легендарного Акелы, Арсения Волкова! Да моя мать ни за что не промолчит! А, значит, об этом узнают все наши. И родители Волкова — тоже.

— Я удивился, это правда, — соглашаюсь я кротко. — Известная фамилия.

— Известная? — переспрашивает Мия. — Это еще хуже! А кем он был?

— Он был очень хорошим человеком и чародеем…

Я рассказываю Мие о Волкове, пока со стороны дома до нас не доносится голос Татьяны Петровны:

— Мия! Мия, где ты? Мия!

Это напоминает мне тот день, когда я впервые увидел Мию — обаятельную девчонку, развешивающую белье на веревках в саду. Как наяву слышу: «Вот же поросенок!» Именно после этих слов я оставил мяч, чтобы взглянуть на «поросенка». И пропал.